«Снимаешь репортаж и понимаешь: под завалами есть живые»

«Мы научились делать сюжеты про теракты»

Антон Верницкий, комментатор программы «Время» Первого канала

В тот день я делал сюжет про Ахмада Шах Масуда. На него совершили покушение за два дня до 11 сентября.

Когда пришел отдавать сюжет, было пять часов вечера. Вся наша редакция смотрела прямой эфир из США. Какой-то самолет уже попал в башню. Дым. Непонятно тогда еще было, то ли это легкомоторный самолет, то ли пилоту стало плохо, то ли просто пилот не очень попался. Тогда еще никто не говорил о теракте. Я стоял с сюжетом, и вот на моих глазах, в прямом эфире, влетает второй самолет. И я понимаю, что он огромный и что это явно целенаправленный удар. Понимаю, что мой сюжет — с Ахмадом Шах Масудом — сегодня уже не выйдет.

Меня тут же вызвал главный редактор и сказал: «Срочно делаешь сюжет. Похоже, это все-таки теракт».

Американцы постоянно говорили: «Смотрите, российская власть не справляется. Повстанцы нагнетают обстановку в столице России. У нас такого произойти не может!» Мы не понимали, как это могло произойти у самих американцев, которые говорили, что защищены от всего этого.

Масуд, теперь уже младший, снова борется с талибами* в том же Афганистане. Эта закольцовка истории удивительна для меня. Кстати, талибы* тогда первыми сообщили, что это не их рук дело.

Помню, мы очень гордились тем, что успели получить первые фотографии с места событий. Наш корреспондент в США Володя Сухой был в этот момент в Вашингтоне.

«Снимаешь репортаж и понимаешь: под завалами есть живые»

Владимир Сухой был собкором Первого канала в США. В прямом эфире рассказывал о теракте

Разбудили меня довольно рано, в Москве никогда не знают о разнице во времени. Начали компостировать мозги: есть сообщение ТАСС, что Пентагон использует кошек в шпионских целях. Я увидел эти самолеты и сказал: «Ребят, по-моему, у нас здесь не до кошек».

Москва сказала все бросать и ехать. Мы быстро прыгнули в машину и пытались поехать в Нью-Йорк, но не тут-то было. Основная трасса от Вашингтона на Нью-Йорк — да и вообще вся страна — погрузилась в полный локдаун. Все было выключено: связь, телевидение, дороги перекрыты.

Радио, как ни странно, в машине работало, с помехами. По нему услышали, что в Пентагон что-то бабахнуло. Связи с редакцией не было, и мы сами решили возвращаться и снимать Пентагон. Мы были одними из первых. А в Нью-Йорке мы оказались в конце второго дня и уже там работали полторы недели. Я не спал 72 часа.

Полусмог, полутуман, какой-то строительный мусор в воздухе. Из этого тумана выныривали какие-то люди: пожарные, полицейские, люди, которые искали своих родственников. Этот полумарсианский, какой-то нереальный пейзаж. И постоянное ожидание, что ближайшее здание тоже обрушиться. Так и случилось — на четвертый день.

Мы зашли в одно из соседних зданий. Хотя прошло два дня уже, там было обгорелое кресло и часть каких-то человеческих фрагментов. Эта картинка — кресло, где сидел человек, — стоит у меня перед глазами как символ того, что произошло тогда в Нью-Йорке. Призрачность человеческой жизни.

«Я провел на этой крыше двое суток»

Евгений Пискунов был собкором РТР в Северной Америке, работал на месте

11 сентября 2001 года с утра я был на крыше телеканала CBC. В трех километрах от меня были башни-близнецы. В тот день генеральный секретарь ООН должен был ударить в «Колокол мира». Это был Международный день мира. В ООН находился бронзовый колокол, отлитый из монет, собранных японцами — жителями Хиросимы и Нагасаки. Пересечение одного массового убийства с другим.

Мы заказали прямое включение. И в этот момент оператор увидел за спиной, на расстоянии трех километров, вспышку. Первый самолет попал в первую башню.

Дальше мы, конечно, поменяли все. Связались с редактором в Москве. Мы пытались понять, что происходит. Но на этой башне находился сотрудник телекомпании CBC. Он координировал спутниковую связь. Он потом погиб. Сгорел, когда башня обрушилась. Он первым передал, что это огромный пассажирский самолет случайно попал в башню. Потом уже пошли агентства, потому что рядом находились офисы Associated Press, CNN.

Когда мы готовились к следующему прямому включению, попал второй самолет. В тот момент на улице все изменилось. До этого был абсолютно спокойный день. И тут с двух сторон от этого здания видны авеню. По ним мчались пожарные, полицейские машины. Два потока огненных машин мчались вниз, чтобы спасти людей.

Моя жена должна была в этот день оказаться на том этаже, куда попал самолет. По чистой случайности — она работала в американской компании, и они должны были переезжать — переезд задержался на неделю.

«Мы переживали за каждого, кого видели в окне»

Михаил Куницын — режиссер Первого канала, вел трансляцию

11 сентября выпуск ничем не отличался от других. В тот день мы сообщали о главных событиях, показывали сюжетные репортажи. Когда пришли в аппаратную, нам сообщили, что из Америки поступают новости о падении самолета.

Мы вышли на непрерывный режим работы. Новости поступали в зависимости от того, что происходило в тот момент на месте событий. Все возможные способы связи были задействованы. Эта прямая картинка была выдана непрерывно в эфир. Все были на своих рабочих местах. Это продолжалось несколько суток.

Мы работали даже в тот момент, когда здания стали рушиться. Мы переживали за каждого человека, которого видели в окне, и понимали, что помочь ему никто не может. У людей, которые работают в информации, возникает ощущение сопричастности и погруженности в это событие.

До сих пор, когда вспоминаю эти кадры — кадры самолета, летящего в здание, — я испытываю тот же ужас.

«Это был сумасшедший дом»

Татьяна Миткова, ведущая НТВ

Мы решили, что нужно нужно срочно выйти со спецвыпуском. Я этого сделать не могла, потому что на тот момент не была еще ни у парикмахера, ни у стилиста, мне еще не принесли одежду. Я не могла в таком виде выйти в эфир. Гораздо проще это был сделать мужчине. И мужчина подвернулся.

Петр Марченко, совершенно не в свой рабочий день, заехал в «Останкино», в химчистку. И был нами ангажирован на ведение специального выпуска. Петр отработал в эфире первый кусок — два часа 50 минут. Потом его сменил Антон Хреков, потом опять вышел в эфир Марченко. В общей сложности наш спецвыпуск продолжался пять часов.

Это был сумасшедший дом, потому что все слушали прямую трансляцию CNN, в аппаратной стоял исполнительный продюсер Петр Орлов, который в совершенстве знает английский язык, и дословно переводил какие-то фразы. Даже сами англоязычные комментаторы путались в цифрах, фактах. Уложить все это в голове одномоментно было очень сложно, тем более когда ты говоришь в прямом эфире, а у тебя в ушах — крики из аппаратной, а еще ты слышишь часть трансляции CNN.

Все каналы были тогда в одинаковом положении. Я потом читала отчеты критиков, социологов. Наш спецвыпуск держал аудиторию в неимоверном напряжении.

«Не дай Бог этому повториться»

Петр Марченко, вел эфир НТВ

И Первый канал, и ВГТРК, и «ТВ-6» — мы все работали одинаково. Может быть, именно мы просто на несколько минут вышли раньше. Тогда все отработали очень круто. Не дай Бог этому повториться.

«Просто не выдержало сердце»

Алексей Бережков, корреспондент ТАСС, работал на месте теракта

Это был обычный рабочий день. С утра я приехал на работу. Только открыл дверь, вдруг мне звонят друзья, которые работали на Шестой авеню в небоскребе и видели сами, что что-то произошло, врезался самолет. Что-то происходит, что — непонятно.

Начались звонки: радио, телевидение, газеты. А я был один пока в офисе. Пришел Юрий Кирильченко, корреспондент. Он на меня посмотрел и сказал: «Знаешь, Алексей, я, наверное, поеду туда». Я говорю: «Ну конечно, Юра, я тут сижу: и передавать надо, и отвечать на все звонки». В общем, кончилось тем, что он поехал туда. Мы договаривались, что он будет идти и передавать мне какие-то репортажные планы, что он видит, что происходит. Я просто сижу, набираю и передаю.

Он несколько репортажей сделал — и падает здание. Он прям рядом стоял. Вы, наверное, видели эти фото, как люди в ужасе бегут. И это все на него. Потом он рассказывал, что полицейский рядом просто плакал. Был хаос, неразбериха. Юра говорил: «Вот сюда бегите, в этот переулок». Люди не знали, что делать, куда идти. Это был шок, массовый психоз.

Он перестал звонить. Я уже понял, что что-то странное. Спросил, что случилось. «Знаешь, я просто устал, я чуть-чуть отдохну, голова болит», — сказал. Звоню — то берет, то не берет. В конце концов, едем забирать его.

Доехали до Хаустон-стрит. Все перекрыто. Стемнело, Юра уже почти не отзывался. В очередной раз звоню Юре, а в телефоне уже не слова, а хрип. Я тогда подхожу к старшему и говорю: «Слушайте, там человек, наверное, ему совсем плохо». В конце концов, меня пропустили.

На одной улице вижу Юру, говорить уже не может. Буквально в паре блоков — какие-то люди в белых халатах. Они развернули полевой госпиталь. Врач сказал: «Вы знаете, у него плохо дело, что-то с сердцем. Его надо срочно госпитализировать». Его тут же — в скорую помощь и в госпиталь.

До госпиталя я дошел. Там уже нашел супругу Юры. Ну так вот, у него разрыв аорты. Это был такой стресс, просто не выдержало сердце. Операция шла часов семь или восемь. Ее провели успешно. После этого он отошел. К сожалению, 11 июля Юра скончался. COVID-19 дал какое-то осложнение.

*«Талибан», «Аль-Каида» — террористические организации, запрещены в России.