Эксклюзив

10 октября 2022, 12:25

(обновлено: 10 октября 2022, 13:54)

Тарас вместо шахида. Украинские террористы страшны тем, что их не отличить от нас

Публицист Миронова заявила о вернувшемся страхе после появления украинских террористов

РИА «Новости»

Далее прямая речь автора «360».

Когда-то мы боялись смертниц с их поясами и джихад-мобилей. Теперь террорист — это Тарас с пивным животом или размалеванная Наталка. Как жить, если вычислить их в толпе невозможно?

Несколько дней назад я застала на одном из петербургских вокзалов такую сцену: две охранницы, несшие службу возле рамок досмотра, настороженно встретили женщину с ребенком. У нее были рюкзаки, дочкин чемоданчик, пес в переноске. Женщине было неудобно снимать с себя багаж, совать его на ленту рентген-аппарата. Она очень хотела пройти без досмотра. Дочка смотрела на нее уставшими глазами. Песик в коробчонке скулил.

Одна охранница тут же радушно предложила нагруженной пассажирке пройти, а вторая сказала громко: «Нет, все снимаем и на ленту, на ленту!».

Потом добавила тихо коллеге: «Такие сейчас и ходят». Через несколько дней взорвали Крымский мост…

А до того — подорвали Дарью Дугину. А в Донбассе, в Херсоне, в Запорожье скольких подорвали такие же, наверное, непримечательные, с надутыми гиалуронкой губами женщины или лысоватые мужички в шлепанцах? Совсем такие же, как мы.

СК РФ

От разговора охранниц с вокзала так вдруг стало горько. Они мои ровесницы, может, чуть постарше. Как и я, помнят времена, когда у нас в террористах водились совсем другие люди и другие женщины.

Я помню пояса шахидов. Вернее, шахидок. Как мы боялись первых женщин в никабах. Как я, увидев такую в 2003 году, убегала от нее через дорогу и меня чуть не сбил грузовик.

А в 1998 году при мне из петербургского трамвая СОБР вывел двух граждан кавказской национальности и с большими сумками. Мне тогда было 13 лет, я ехала в зоопарк. И долго еще помнила, шарахалась.

Кто жил в мультикультурных городах, умел различать национальности. Деревенские шахарались и от армян с таджиками…

Я отчетливо, как вчерашнее, помню то свое ощущение — что нужно обязательно уметь отличить, распознать террориста, который подложит бомбу в коробке или взорвется на перекрестке, или захватит филармонию во время концерта народного хора. И помню, что облегчение от страха приносило уверение себя в том, что я умею отличать и обязательно отличу.

Я помню из тех лет главное — невроз. Общий и временами парализующий. На улице могли увидеть подозрительного человека и всей улицей закричать. Матери пороли детей, если те брали с улицы коробку. Все помню…

РИА «Новости»

Помню, как однажды уже в лондонском метро увидела такого человека. Такого, каких нас учили бояться. Как из новостей про теракты. Тогда уже был 9'11, были теракты в Лондоне. Рядом со мной сел пакистанец с подозрительным пакетом, в котором я увидела как будто бы батарею из обмотанных в фольгу бутылок. И я выскочила. Прямо в закрывающиеся двери. И хорошо помню, что не кричала, не обращала внимания других. По долям секунды помню тот момент: как подумала, что, если закричу, он сразу свою бомбу взорвет и меня вместе с ней. Меня!

Я выскочила на перрон на станции Stratford и, лишь когда поезд тронулся и мой вагон отъехал, замахала на камеру руками, показывая в сторону уходящего состава. Вы знаете, что произошло? На перегоне резко выключили свет, поезд остановился, долго стоял, потом залетел спецназ и гражданина взяли, прямо в вагоне. Я слышала от соседки, которая ехала в том же поезде. Говорили тогда на нашей улице, у него была настоящая бомба. Может, брехали, конечно. Но я запомнила это свое чувство успокоения: что я могу распознать. Могу! Мне террорист не страшен.

И невроз общеевропейский в конце 2010-х помню: когда были теракты со стрельбой, давкой людей грузовиками. Помню убийство редакции Charlie Hebdo. Помню, как уже немцы и французы боялись, озирались и учили отличать.

Twitter

Это ведь очень страшно. Та жизнь, и наша 2000-х, и европейская 2010-х, до последних самых дней казалась очень страшной. Что может быть страшнее, когда ты всюду пытаешься распознать террориста? Того, кто поставил перед собой задачу убить лично тебя.

Мы часто теперь слышим, почему Россия не наносит симметричные удары. Читаем целые статьи с распеканием наших спецслужб за то, что они за предыдущие годы не наладили ну Украине сеть диверсантов и подрывников, как это сделал Киев.

Лично я чудовищно зла. Я разъярена и в то же время обескуражена и подрывом Крымского моста, и убийством Дарьи Дугиной, и постоянными новостями о подрыве украинцами чиновников и силовиков. Я зла.

Но я не желаю десяткам миллионов украинцев такой же жизни, какую они устроили нам. Я не хочу, чтобы эти Наталки и их Тарасы сами ходили по Киеву или Львову, в ужасе оглядываясь на каждого. Вот буквально каждого, потому что мы ведь мало отличимы. Потому что миллионы людей в России носят украинские фамилии, а на Украине — русские.

РИА «Новости»

Да, можно, если внимательно вслушиваться, отличить друг друга по произношению. Украинцы узнают россиян по чистому выговору, мы их — по певучему просторечию. Еще мы нередко узнаем украинцев по несколько старомодному облику, а они нас — не знаю, как, но они «москалей» всегда узнавали по виду.

Потому терроризм как метод политической борьбы и осуждается, что каждый может оказаться террористом, а, значит, невротизированы все. Терроризм же в отношении твоей национальности или твоих соседей — многократно более тяжелое преступление.

Теракты Ирландской республиканской армии (ИРА) воспринимались страшнее, чем арабские: ирландцы не отличались от англичан и не было никакого шанса вычислить бойца ИРА в толпе. Также как арабские террористы на родине и в Европе производят разное воздействие: дома их боятся сильнее, потому что они не отличимы от своих!

Пожалуй, для меня едва ли не самым тяжелейшим открытием этого года стали теракты и диверсии украинцев. Я не предполагала, что этот народ способен на терроризм. Они говорят, что так, дескать, воюют все сильные. Это неправда, терроризм как военное оружие используют редко. И, конечно, всем нам еще надо привыкнуть, что теперь у нас террористы — мыколы с михайлами, а магомеды и саиды такие же их цели и тоже теперь мыкол ловят.

Благодаря украинскому терроризму в России случится финальное примирение русских с чеченцами. Сначала они пошли воевать за Россию, а теперь мы все вместе ловим террористов. Опыт чеченской войны, Буденновска, Норд-Оста, Беслана висел над нашими народами. Требовался какой-то мощный рывок, чтобы навсегда закрыть эту рану, а закрывать ее было нужно — нация не может жить, разобщенная страхом и памятью о гражданской войне, каковой были обе чеченские. Если приходит страх, он должен людей консолидировать, а не разобщать. Эта консолидация произошла. Теперь есть то, что нас с чеченцами объединит против общей беды — украинский терроризм. Который пришел к нам уже не только в форме обстрела приграничных сел.

T.me/vvgladkov

Кстати, вы знаете, я много лет, слушая слова Рамзана Кадырова о том, что якобы запад подначивал чеченцев терроризировать и дестабилизировать Россию, отказывалась в это верить. А теперь — вижу. Когда на западе открыто приветствую этот теракт чуть ли не на уровне официальных лиц, трудно не задуматься — а теракты из 1990-х и 2000-х они, случаем, не приветствовали? Может, мы тогда не видели, потому что просто соцсетей не было и они радовались в своих газетах, которые до нас не доходили?

Если сейчас рады, что нас взрывают такие же, как мы, не отличимые от нас, что мешало им радоваться тогда?

Все перевернулось. Украинцы оказались способными на самый тяжелый терроризм. Англичане с поляками их приветствуют. Могли ли мы представить, что при своей жизни увидим такое?

И доживем до времен, когда нас станет успокаивать Рамзан Кадыров, а мы будем следить, скольких он еще бойцов отправил ловить украинских террористов?

Мы с ужасом озираемся и не знаем, как вычислить условного Тараса с бомбой среди своих. Облегченно вздыхаем, видя в кафе узбека или чеченца с бородой — слава те, господи, не Тарасы.