Власть неба. Две даты в истории России – учреждение и падение патриархии

Лишь большевики восстановили статус-кво Церкви, при этом ограбив ее и совершив массовое избиение духовенства, как когда-то царь Ирод поступил с вифлеемскими младенцами.

430 лет назад третий сын Ивана Грозного Федор Иоаннович по прозвищу Федор Блаженный в свое короткое четырнадцатилетнее царствование учредил в Московском государстве взамен митрополии патриархат. Он уравнял русскую православную церковь с Константинопольской, Иерусалимской, Александрийской и Антиохийской, впервые дав Москве статус Третьего Рима и Второго Иерусалима. Именно при нем заговорили о том, что Московское государство, за которым стояла поначалу оскудевшая Русь, стала наследницей имперской государственности после трагического падения Византии в середине XV века. Первым патриархом был поставлен митрополит московский Иов.

До этого «молодая» русская церковь стояла на ступень ниже древнейших церквей восточного христианства, хотя даже после падения Византии она не утратила своей независимости в православном мире. Фактически этим днем была окончательно утверждена вражда в московских владениях восточной и западных христианских церквей. Европа и без того была охвачена религиозными войнами между Римом и протестантской реформацией, как жесткого консервативного, так и тривиального толкования. Москва же заняла твердые позиции поддержки Церкви светским управлением имперского характера, хотя понятие империи появилось много позже и составило новую дату для той же русской церкви – дату ее закования в хладные бюрократические одежды чиновничества.

В этот же день 1589 года первый русский патриарх Иов, верхом на «осляти» совершил церемониальный объезд Кремля и окружающего его Китай-города.

Роль русской церкви в эти дни была поднята настолько высоко, что уже безоговорочно признавалась восточными православными землями, а на западе всерьез насторожила папу римского. То был жесткий идейный удар по замыслам подчинить Московское государство. Но именно Федор Иоаннович «Блаженный» за свое короткое царствование сумел укрепить далекие рубежи Руси — в устье Северной Двины был основан Архангельск; на Дону появился Воронеж, вдоль старой казанской дороги — Самара и Тюмень, городом стала Уфа; рядом с бывшей столицей Золотой Орды построили Царицын, которому предстояло еще много раз доказывать свое значение в истории России; основаны Саратов, Старый Оскол, Тара, Сургут и Обдорск в устье Оби; завершена в пользу Москвы пятилетняя война со шведами за балтийские владения — возвращены города Иван-город, Ям, Капорье и Корела; в Сибири заложен Тобольск и началось строительство Бабиновской дороги, заменившей разбитую чердынскую трассу через Урал в глубины Сибири; Москва была наконец окольцована Белым городом, а в центре ее торжественно отлита монументальная Царь-пушка. И как венчальная корона всему этому, в самой середине военных и гражданских свершений, было учреждено патриаршество. Нельзя рассматривать все эти дела Федора Иоанновича в отрыве друг от друга — одно логично продолжало другое. По некоторым гипотезам, приближающийся период «смутного времени» с его интервенциями и восстаниями, насильственного угасания династии Рюриковичей, был спровоцирован испугом Рима и его опорных точек в Польше и в Скандинавии перед неожиданным возвеличиванием Московского государства.

На патриарший престол в Москве вместо митрополита Иова претендовал константинопольский патриарх Иеремия II, за плечами которого стояли все еще влиятельные силы духовенства восточной православной церкви. Но с ним поступили очень «по-византийски», как того и следовало ожидать — предложили возглавить патриархию, лишь сидя на владимирском престоле, в отдалении от московской светской власти, хотя как будто и не теряя московской кафедры. Если же не согласится на этот вариант или на возведение в патриаршество в Москве митрополита Иова, то уедет восвояси без щедрых царских даров и с угрозой «разбойного» дорожного произвола на пути до границы. Он не слишком долго колебался и дал согласие от имени константинопольской церкви на избрание 2 февраля в Успенском соборе митрополита московского Иова патриархом — по личному требованию царя Федора Иоанновича. А царь объяснял свое желание учредить патриархию в Москве еще раньше, за три года до того, ища церемониального согласия у восточных православных церквей, которые видели в московском митрополите лишь «младшего» брата, а не равного им владыку: «Восточные патриархи только имя святителей носят, власти же едва ли не всякой лишены; потому я хочу устроить в Москве превысочайший престол патриаршеский».

Через три дня после ритуала избрания, 5 февраля 1589 года, в воскресенье, в том же Успенском соборе Иеремией II свершил посвящение в первые патриархи митрополита Иова. Была провозглашена святая присяги, содеяна Божественная литургия, Иов трехкратно был посажен на патриарший трон и облачен в святительские одежды. Прозвучали приветственные речи новоиспеченного патриарха и московского царя, случилось большое памятное застолье, после чего патриарх и объехал Кремль верхом на «библейском» осле, благословляя толпы москвичей и собравшийся под стенами города посадский люд крестом и окропляя всех святой водой.

Но тот же день, но уже при императоре Петре Алексеевиче, в 1721 году стал для патриархии худшим из всего, что можно было ожидать, потому что он своим указом учредил Духовную коллегию, очень скоро переименованную в Святейший правительствующий Синод, который стал управлять церковью взамен патриархии. Петр I не мог простить покойному патриарху Никону распространения слухов, что царь «ненастоящий», а привезен чужестранцами для низвержения святой русской православной Церкви и духовного унижения народа католическим либо протестантским правлением. Тихон ушел из жизни, так и не увидев, как развивались петровские реформы. Но после смерти патриарха Адриана в 1700 году на святой трон никто уже не назначался, если не считать митрополита Рязанского Стефана в качестве всего лишь местоблюстителя престола. Петр, после следствия по делу сына Алексея, обвинил церковников в заговоре и припомнил, что отец его имел дело только с одним «бородачом», имея в виду Никона, а он, мол, «с тысячами». Царь заявил, что вся мятежность в стране исходит из того, что не в разумном единстве содержится правление духовное и светское. Церковники все же потребовали избрания патриарха. Петр выхватил кортик, швырнул его на стол и выкрикнул: «Вы просите патриарха (…)! А противомыслящим вот булатный патриарх!»

Протестантские консистории в Прибалтике с их синодами стали вдохновителями Петра I учреждению вместо патриархии бюрократического чиновничьего аппарата, к которому автоматически причислялись все служители духовного звания. Вероятно, примером послужила и мятежная англиканская церковь, когда-то отринувшая власть Ватикана и наделившая светского государя еще и высшим духовным званием, равного папскому. Теперь члены русского Синода принимали присягу перед императором и им строго указывалось «в мирские дела и обряды не входить ни для чего». Возглавил это полусветское ведомство в конце концов обер-прокурор — «око государево и стряпчий по делам государственным».

Синод сохранялся до падения самодержавия, фактически сливая светское и духовное правление в одну монолитную идейную систему. Это, весьма вероятно, и стало основной причиной ненависти восставшего народа к самодержавию и духовенству, подвергнув оба института безудержному террору. Как ни странно, но именно Советская власть, отделив церковь от государства особым декретом, вернула патриаршество. Но тут же разграбила церковь и лишила жизни многих тысяч духовников.

Андрей Бинев, журналист, аналитик