15 февраля 2019, 04:05

Трудно быть толстым. Очередная глупая реклама напомнила о тех, кого дискриминируют чаще всего

Читать 360tv в

В России настал месяц пожирающей рекламы. Не успел утихнуть скандал вокруг переползания хайпа с лица мужского одобрения на логотип фирмы Reebook, как поднялся шум вокруг нового креатива сети японских ресторанов «Тануки», которой не хватило гениальности на слоган «мы под-суши-м вашу фигуру», решила пропиарить себя за счет издевки над толстяками. Если твоя подружка сходит в пиццерию, то будет толстой, как эта девка, а если к нам, то станет стройной, как наша модель.

Обиделись все, кто только мог: феминистки, защитники больных, пиццерия. Трясущимися руками «Тануки» удалил позорный креатив. Среди праздника толерантности почти никто не подверг сомнению базовый тезис, что над толстяками издеваться можно и нужно. Если ты толстый из-за болезни, тебя обижать нельзя, потому что это оскорбление больных. Если ты толстая женщина, тебя нельзя обижать потому, что ты женщина, а требование от тебя фигуры — это, как выражаются феминистки, «объективация». Зато если ты толстый, просто толстый, без уточнений, то лучше умри заранее.

Реклама

Написав вчера серьезную политическую колонку об «укрошейминге», я не мог подумать, что буквально на следующий день придется писать про «фэтшейминг», то есть про издевательство над людьми за их полноту.

Над толстыми нельзя издеваться просто потому, что нельзя издеваться над толстыми. «Культура ненависти» к толстым — это та начальная школа вражды, в которой человек обучается всем остальным формам ненависти: расизму и русофобии, способности убить не «пояснившего за шмот» или просто беспричинной травле в интернете ради удовольствия унижать других людей. Все эти мерзости осваиваются именно в тот момент, когда ты кому-то крикнул на школьной перемене: «Жиртрест!» и поставил подножку.

В принципе, чувство отчуждения и даже вражды по отношению к чужакам — здоровый инстинкт для любого общества. Без разделения на «свой» и «чужой», на одной толерантности ни одно общество просто не выживет. Но толстяк принадлежит к тому же обществу, что и мы, он не может уйти в соседнее племя толстяков, чаще всего он не может перевестись даже в соседнюю школу, и поэтому на его шкуре общество учится самой отвратительной практике, которая только в нем есть: мучить своего ради развлечения.

Я впервые услышал «жиробаса» в свой адрес, наверное, в первом классе. В нашем классе были мальчики и полнее, но так как я был высоким, то за счет крупного телосложения автоматически оказывался главным «толстяком». Оскорбления, тычки, щипки, мелкие подлости, постоянная необходимость быть настороже и защищаться…

А одновременно с этим чувство непрерывного унижения оттого, что у тебя то не застегиваются пуговицы на рубашке, то торчит живот над брюками. Пока это было детство и в СССР, то можно было утешаться родительским «ты просто быстро растешь» и осознанием, что в планово-дефицитной экономике с одеждой вообще туговато.

Но когда ты вырос и оказался среди сверхрыночных условий и вдруг обнаруживаешь все то же самое просто потому, что «плюс-сайз-модели продавать невыгодно», а кресла в эконом-классе самолетов рассчитаны на дистрофиков, то ты понимаешь, что попал пожизненно. Оказывается, именно толстяки — главные негры этого мира. Хуже только непьющим (мне не повезло — я еще и непьющий).

Дискриминация полных людей — сравнительно недавнее явление эпохи массового общества и всеобщих стандартов, когда потребовалось разрабатывать единую для всех унифицированную модель человеческого тела.

В античности, где царил культ идеального, тренированного тела, над полным и дряблым могли подшутить как над несоответствующим идеалу. В придворных обществах раннего нового времени толстяк, который не умеет изящно танцевать, также считался фигурой отчасти комичной. Но все это было несравнимо с противоположным тому культом полноты как показателя хорошего, обильного питания и жизненного успеха.

Идти, выставив вперед брюхо и подчеркнув тем самым то, что хорошо ли, плохо ли, но ты кушаешь каждый день, было синонимом социального успеха. Вспомним рубенсовских женщин. Их сложение говорит нам не только об изменчивости стандартов красоты, но и о том, что носительница этого стандарта своей фигурой подчеркивала, что она здорова, прокормлена, а стало быть, детородна и годится в жены.

Полнота однозначно ассоциировалась с выигрышной социальной позицией и иногда служила ее символом. Скажем, в средневековой Флоренции боролись две группы купцов и ремесленников: Popolo grasso — «жирный народ» и Popolo minuto «тощий народ».

Эта ассоциация дородства с богатством сохранилась и в риторике против богатых, звучавшей в ХХ веке в том же послереволюционном СССР. Джаз тогда называли «музыкой толстых», а одно из главных произведений советской детской литературы, посвященных внедрению в наши пластилиновые мозги идей «классовой борьбы», называлось «Три толстяка». Главными злодеями там и в самом деле были три округлых буржуя во фраках, а воевали против них клоуны и гимнасты. А «Мальчиш-Плохиш» из знаменитой гайдаровской сказки изображался всегда, разумеется, толстым и щекастым.

Если вы покопаетесь в подсознании нашего местного ненавистника толстяков, то в 80% случаев вы обнаружите у него именно эту примитивную сцепку: «толстый, значит, богатый, значит, внутренний враг трудового народа в лице нашей компании».

На Западе это работало, разумеется, гораздо тоньше. Там народные массы не убивали богатых, не жгли помещичьи усадьбы, а просто сформировали массовое общество, потребляющее стандартные вещи. Массовых людей было так много, что они вскоре стали более выгодным рынком, чем рынок роскоши для богачей. Среди этих массовых людей, особенно в начале ХХ века, полных было меньшинство. Все стандарты — будь то размеры одежды, ширина кресел в кинотеатрах, нагрузка в лифтах и на аттракционах — были рассчитаны исходя из того, что средний человек достаточно худощав.

Такая формула усреднения была, безусловно, выгодна в самом примитивном материальном смысле: маленьких и легких людей всюду влезает больше, а если занимаешь много места — плати. Так полнота была маргинализована в массовом обществе.

Однако стандарты потребления противоречили тем стандартам, которые задавал массовый же пищепром. Пищевики, напротив, старались подсадить целые континенты на сахар, соль, муку, всевозможные добавки, на которых обычный человек, особенно приученный тысячелетиями есть, пока дают, пух как на дрожжах (впрочем, почему как?).

Развитые страны обнаружили в рядах своих граждан невиданно большое число толстых и очень толстых. Это имело неблагоприятные медицинские последствия и создавало общую повышенную инфраструктурную нагрузку — массовые стандарты-то были рассчитаны на худых.

Тогда-то и запустился механизм современного беспощадного и тоталитарного «фэтшейминга» и массовая смена культурных стандартов. В 1940-е полноватая и широколицая Норма Джин Бейкер превратилась в женщину-грезу Мэрилин Монро, но тощей так и не стала. Зато в 1950-е женскими образцами стали манекенщица Твигги и обладательница фигуры неестественных пропорций — Барби.

В мире, где последовательно упразднялась дискриминация черных, гомосексуалистов, женщин, внезапно оказалось, что не только нет более презренного парии, чем толстяк, так ему еще и должно быть стыдно протестовать из-за этой дискриминации, так как он «сам в ней виноват».

Полных людей обвинили в том, что они, во-первых, являются проблемой для себя и общества, а, во-вторых, что они сами виноваты в этой проблеме, потому что «жрать надо меньше и спортом заниматься». А основным механизмом давления на нестандартных людей стал тот самый страх перед уродством и отчужденностью, которые несет с собой полнота.

Тезис «толстый человек сам виноват в своих проблемах» всесторонне лжив. Дело не только в том, что у части людей присутствует объективная предрасположенность к полноте. Дело в том, что все разговоры о том, что нужно «держать себя в форме», ведутся по большей части в пользу фитнес-индустрии и предполагают, что у человека есть деньги, а главное — время, чтобы этим заниматься.

Если бы в магазине продавались реальные «таблетки для похудения», любой толстяк даже среднего достатка, наверное, их покупал бы, чтобы избавиться и от объективных неудобств, и от субъективного унижения. Но, увы, единственный реалистичный способ «держать себя в форме» — это постоянно работать над этим, причем работать не за деньги, а, напротив, тратя свои деньги. Работать после работы. Работать вместо работы. Работать вместо отдыха. Без гарантированного результата — поскольку большинство смачных «фитоняш» и героев успешных диет, хотя бы на минуту отказавшись от жесточайшего самоконтроля, скатываются к прежним размерам.

Иными словами, культ спортивного образа жизни, диетической еды, контроля над собой, если он ставит целью не «быстрее-выше-сильнее», а исключительно «тонко-тоньше-еще тоньше», — это форма навязанного обществом большой своей группе рабского труда. Причем даже негров не заставляли доплачивать за то, что они работали на плантациях, и не вынуждали делать селфи с веселыми лицами за мотыгой.

Полные люди, которых не удалось запугать, не хотят быть рабами на несколько часов в сутки ради того, чтобы их перестали травить. Они предпочли бы это время работать платно ради обеспечения семьи, воспитывать детей, читать книги, просто гулять, а не «вырабатывать калории». Они не хотят жить в постоянном страхе перед тем, что прибавившийся килограмм не только добавит неудобства, но и обречет их на новые унижения. Главным из этих унижений будет то, что при любой проблеме со здоровьем полный будет выслушивать: «Жрать надо меньше! Бегать надо больше!».

Правда состоит в том, что полные люди так же, как и неполные, дающие им «ценные», а иногда еще и платные советы, не всегда имеют время и возможности «не есть эту булочку, а разобраться в себе», «не лежать на диване, а отправляться на пробежку». Просто осознайте, что общество в рамках «фэтшейминга» требует от полных совершать дополнительную работу и принимать на себя дополнительную нагрузку, расходы, усилия, которые люди, не склонные к полноте, не совершают. Причем делать все это приходится прежде всего ради того, чтобы избежать унижений и травли со стороны других людей.

Дискриминация толстяков стала самой массовой и не чреватой проблемами с защитниками прав человека формой дискриминации. Если вы даже случайно назовете черного «негром», у вас будут большие проблемы во множестве стран. Если вы назовете кого-то «жирным», то, скорее всего, ответом будет лишь страдальчески смиренный взгляд жертвы или попытка отшутиться. Даже жирные иногда срываются и обзывают друг друга «жирными».

Лишь недавно борцы за толерантность добрались и до защиты прав полных и изменения стереотипов. По большей части это идет в одной упряжке с феминизмом. К полным начали относиться как к травмированным и пестовать их психологию жертвы, но только наоборот. Появились призывы «принять себя» и не стыдиться своих жировых складок. Стали раскручиваться модели plus size. Начала навязываться идеология бодипозитива…

Однако вот что характерно. Бодипозитив — это не «красивые вещи для толстушек», это мода на неухоженность, грязь, трешовые вещи, пошлость. Вместо того чтобы думать над красивыми вещами для немодельных женщин, индустрия красоты отвечает: «Вы носили столько десятилетий всякую дрянь — и дальше носите, но теперь делайте это с гордостью».

В этом смысле показателен феномен Тесс Холлидей, британской модели плюс сайз, недавно украсившей собой обложку «Космополитен». Дело не в том, что Тесс очень полная. Дело в том, что тот образ, в котором подал ее журнал, это апофеоз вульгарности. Татуировки в стиле «Дуня любит моряка». Жестикуляция «поцелуй меня в зад». Наипошлейшее сердечко в ухе. Боди с отливом «Апрашкин двор». Раскраска и покраска — «Баба с Привоза».

Бодипозитив обещает полным не красоту. Им обещают, что то гетто уродства, в которое их загнали, та психологическая ассоциация между полнотой и неряшливостью, между полнотой и низким качеством одежды и невыверенным стилем попросту будут объявлены теперь новым стандартом.

Гетто останется, только теперь на нем повесят табличку «Это не гетто». Вместо того чтобы сшить полным женщинам и мужчинам красивую, стильную, аристократичную одежду, их начали убеждать не стыдиться стиля портовых грузчиков и уездных бандерш.

Иными словами, в современном бодипозитивном мире быть толстым ничуть не проще, чем в мире недавнего «бодишейминга». Тогда тебя объявляли уродом и требовали с этим бороться. Сегодня объявляют уродом и призывают этим гордиться. Оба хуже.

Спросите мой рецепт? Его нет. Иначе я не писал бы эту колонку от первого лица. Придется ограничиться призывом быть чуть внимательней к людям и не торопиться обвинять жертву. А когда демонстративно унижают полных людей — не пытаться проводить это оскорбление по ведомству феминизма или обиды больным. Толстых, просто толстых, не принадлежащих к другим «обиженным меньшинствам», точно так же обижать нельзя. Тем более что в составе этой группы жертв вы сами можете оказаться с наибольшей вероятностью.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Реклама

Реклама