Равные, но разные. Почему гендерное неравенство — пережиток, а гендерное различие — ценность

Страны Запада почти без остатка накрыла мутная волна «феминизма», который представляет собой, по сути, полную противоположность реальному равноправию женщин. В основе феминистской идеологии лежит своего рода модернизированный марксизм — борьба классов заменяется войной полов, женщины ставятся в положение эксплуатируемых, вечных жертв, а конечной целью их борьбы является не равноправие и социальный мир, а, напротив, — торжество над «угнетателями». Отсюда истеричные кампании по борьбе с «домогательствами», ведущиеся в стилистике озлобленной травли. Отсюда политика так называемого разнообразия, ведущая к тому, что белый гетеросексуальный мужчина превратился в настоящего парию. Отсюда прямо-таки издевательства, которым подвергали курсантов одной из американских военных академий, заставляя вышагивать в чулках и туфлях на шпильках, чтобы они ощутили, «каково это женщинам».

Навстречу этой волне поднимается другая: со ссылками на «культурные и религиозные особенности» в мире легализуются самые чудовищные обычаи и практики унижения женщин — от запрета на образование, принуждения к ношению скрывающей лицо одежды и ограничение социальных контактов и до насильственных браков и женских обрезаний. Указывая на безумие феминизма, носители варварства выставляют свою дичь как «здоровую альтернативу». И третьего, мол, не дано. Даже консервативные деятели Запада порой попадают в ту же ловушку: прекословя феминисткам, начинают доказывать «естественные биологические различия», которые, якобы, делают женщину непригодной к карьере, требующей высокой концентрации и жесткой конкуренции. Разумеется, сделав подобные обобщения они нарываются со стороны леваков на обвинение в сексизме.

К сожалению, подзабытой оказалась третья позиция: поддержка женского равноправия не против семьи, традиции и целостности общества, а именно в интересах их поддержания, установка не на «войну полов», превращающую то женщин, то мужчин в жертву угнетения и дискриминации, а на общенациональный гражданский мир. Если Россия не возьмет на себя защиту этой единственной разумной позиции, то мир окажется без остатка поделен между гейфеминистским халифатом и халифатом «игиловским»* (террористическая организация, запрещенная в РФ), в одном будут унижать мужчин, в другом — женщин, и в обоих унижение окажется тем наркотиком, которым будут дурманить себя доминирующие группы.

Неравенство мужчин и женщин в мире действительно присутствует, как существуют и фундаментальные различия между двумя полами на биологическом и психологическом уровнях. Однако первое вовсе не является естественным следствием второго. Различие мужчины и женщины существует для того, чтобы они были вместе, им было вместе интересно и надежно, они могли производить и воспитывать детей, и если Бог и заложил в конструкцию двух полов некоторый элемент патриархата, то именно для гармонизации устройства семьи: мужчина — боец и защитник, женщина — хранительница и воспитательница.

А вот в неравенстве мужчин и женщин в обществе и государстве ничего естественного нет и в помине. Патриархальные общества, которые дискриминировали и унижали женщин, отказывали им в гражданских и политических правах, мало того — в праве на свой образ жизни, были всецело продуктом определенных исторических условий, когда и государство, и экономика, и культура базировались на грубом физическом труде, к которому женщины в силу объективных причин и в самом деле были менее способны. Пока война, охота и плужное земледелие были основой большинства человеческих обществ, люди жили в мире, где социальные процессы протекали преимущественно между мужчинами.

Женщины участвовали в этом мужском обществе прежде всего в роли их жен. Хотя в этом качестве их роль была чрезвычайно значительной — история знает сотни женщин-правительниц, стоявших во главе могущественных, властных семей, заменявших умерших мужей, воспитывавших сыновей, ведших войны и проводивших реформы. Русская история от святой княгини Ольги до Екатерины Великой может служить тому наглядным примером. А вот примеров самостоятельной, внесемейной роли женщин и в самом деле было не так много. Древние греки вовсю высмеивали мысль о том, что женщины могут участвовать в народном собрании и принимать политические решения, как то было показано в комедии Аристофана «Женщины в народном собрании».

Действительную «эмансипацию» женщины создала только христианская традиция — в житиях и святцах появилась фигура девы-мученицы, которая идет на смерть ради Христа, иной раз вопреки семье и мужу, не отрекаясь от Бога даже ради детей. Появился образ женщины — духовно-военного лидера, Жанны д’Арк, тоже не принадлежавшей ни к какой властной семье, призванной Богом и сражавшейся духом, а не мечом (она одерживала свои победы, сама не нанеся врагам ни одного удара, зато поддерживала дух французов своим присутствием, пророчествами и знаменем). Появились примеры самостоятельного духовного подвига женщин, как знаменитая русская благотворительница эпохи Смутного времени праведная Юлиания Лазаревская (Ульяна Осорьина).

Христианская идея чистоты разрушила главный аргумент на пути равноправия женщин — миф о непременном «распутстве», а значит, и разрушении семьи, вырождении рода и нации, которые с этим могут быть связаны. И эта христианская линия в защите женского равноправия была долгое время достаточно сильна: еще в начале ХХ века многие западные суфражистки, боровшиеся за право голоса для женщин, подчеркивали, что это право нужно именно для того, чтобы проводить нравственные законы в интересах семьи и благочестия, о которых мужчины слишком часто забывали. И в самом деле, введение избирательного права для женщины в тех странах, где выборы и в самом деле что-то значили, дало в первой половине ХХ века значительный перевес консервативным партиям. Женщины пользовались своим правом голоса, чтобы укреплять мораль, а не разрушать ее.

Лишь во второй половине прошлого столетия, когда была развернута массовая пропаганда феминизма современного образца, женщины стали «леветь» по сравнению с мужчинами. Девочкам со школьной скамьи и особенно в университете начали внушать, что семья — это рабство, мужчины — эксплуататоры и насильники, что их собственная, женщин, задача в том, чтобы освободиться от семьи и нравственных ограничений и восторжествовать над мужчинами. Появился тот дикий женский шовинизм, который ничем не симпатичней мужского.

Но вот что характерно: реального равенства и благополучия это женщинам не принесло. Женщинам не стали платить больше (да феминистки не особенно и беспокоились о таких вопросах). Мужские коллективы не стали относиться к женщинам с чувством настоящего равенства и уважения, зато их стали воспринимать как врага, которого впихнут по обязательной «феминистской» квоте. Причем врага вдвойне опасного, так как любое проявление внимания в ее адрес может закончиться обвинениями в «харрасменте». Зато такая «война полов» стала очень выгодна для политиков — отчужденные от мужчин женщины стали политически леветь и поддерживать либеральные партии (например, демократов в США), которые перемешали в одну кучу права женщин, этнических и расовых меньшинств, гомосексуалистов и трансгендеров.

«Консервативный феминизм», то есть установка на реальное равенство прав, участия и ответственности в консервативном и ориентированном на традиционные, религиозные и национальные ценности обществе, оказался вытеснен на обочину. Женское равноправие оказалось увязано с либерализмом и разрушением традиций. А консерватизм и сбережение традиций, напротив, начали абсурдно ассоциироваться с брутальным мужским шовинизмом вплоть до глупейших разговоров о «бабах дурах» и... до системного отрицания в некоторых культурах и странах права женщин на образование. Некоторые даже выучили слово «гендерный», чтобы применять его против женщин.

«У нас гендерная проблема», — услышала на днях моя знакомая, работающая в серьезной правоохранительной структуре, когда подала заявление на зачисление в отдел, занятый не перекладыванием бумажек, а серьезной работой по профилю. В чем суть проблемы, никто так и не удосужился объяснить, поскольку суть работы в отделе состояла не в выжимании гирь и лазанье по канатам, а в анализе и проявлении навыков системного мышления, которыми претендентка (и это признавали сами вышестоящие «мужские шовинисты») обладала в избытке.

При разборе полетов оказалось, что неприятие женщин в отделе имело вполне рациональные корни. До нынешней претендентки там по чьей-то протекции работала дама, оставившая по себе самую дурную память истериками, ленью и неаккуратностью в работе. Объяснение понятное, но, по совести сказать, странное. Сплошь и рядом в мужских коллективах оказывается персонаж со всеми первичными половыми признаками, которого иначе как материными словами на разные буквы — от «г» до «м» — не назовешь, а некоторым, так и вовсе приписывается альтернативная ориентация в социальном, а не сексуальном смысле слова. Однако подобные примеры вряд ли могут стать основанием для того, чтобы не принимать в трудовой коллектив мужчин.

На самом деле, стоит осознать простую вещь. Фундаментом общественных отношений является разделение труда. И структура этого разделения со времен промышленной революции серьезно изменилась, компьютеризация и роботизация ее изменят еще больше. Физическое превосходство мужчин имеет теперь значение лишь в небольшом количестве профессий. Различия в мужской и женской психологии даже в рамках одной профессии срабатывают по разному: где-то нужна женская «аккуратность», где-то — мужской «напор». Соответственно, никаких оснований для трудовой и карьерной дискриминации женщин попросту не существует и ее продолжение ведет лишь к усилению той самой «войны полов», которую навязывает радикал-феминизм.

Однако не менее важно и противоположное: сохранение при этом равноправии женщины в качестве женщины. Борьба с женственностью и мужественностью, навязываемый всюду «трансгендер», систематическое разрушение семьи обессмысливают само женское равноправие. Если освобожденная от дискриминации женщина перестает быть женщиной, то освобождения от дискриминации не произошло. Если ценой равноправия мужчины и женщины становится гибель семьи, то есть той формы жизни, ради которой существуют и мужское и женское, значит, равноправие не достигнуто.

Сторонники всевозможных «толерантностей» чрезвычайно любят формулу «разные, но равные», пора бы консерваторам противопоставить этому формулу «равные, но разные».