«Пока я жив – каллиграфия не умрет». Чем сегодня живет музей с самой богатой в мире коллекцией предметов?

Я принял решение сначала сделать выставку, а потом создать музей каллиграфии благодаря одной статье. Это было в далеком 2007-м году, мы летели по одному из проектов в Ростов. И в определенный момент самолет повел себя как-то странно, может, то была зона турбулентности, или пилот начал резко снижать высоту, в общем, мне показалось, что мы находимся в очень критической ситуации. К слову, тогда я очень боялся летать – вплоть до панических атак. В этот момент мне попался журнал, а в нем статья, в которой рассказывалось о каллиграфии. И пока нас трясло, страх мой был настолько велик, что побороть его я мог, только прочитав статью до конца. Я решил: «Ладно уж, если суждено упасть, то хоть успею статью дочитать, потому что паниковать, бегать по салону – это не выход из положения. А так напоследок узнаю что-то о каллиграфии». Статью я дочитал, конечно, до конца, понял глубину того, что автор пытался донести. А смысл был в том, что каллиграфия скоро умрет.

А я сам только что был на грани непонятной ситуации, по крайней мере, мой мозг и моя фантазия точно были на грани смерти. Я решил: раз я живу, значит, и каллиграфия будет жить. Ввиду того, что я выставочник, для меня не составит труда сделать выставку, я знаю, как это делать. То есть простому смертному это большие затраты, время, а мне что? Что выставку одну, что другую, у меня на тот момент было 75 проектов.

Как только мы успешно приземляемся, я бегу к автору – Проненко Леониду Ивановичу, знаменитому каллиграфу, который преподает на кафедре дизайна. Мы знакомимся. Он мне дарит свою великолепную книгу, пока я езжу, борозжу юг России, я ее дочитываю и окончательно влюбляюсь в каллиграфию, понимаю, что там заложена огромная суть, весь опыт человечества, который был трансформирован в это искусство.

Мы привыкли к чистописанию, к тому, как человек умеет красиво писать, а в каллиграфии происходит трансформация чистописания в переложении на картину. То есть на каком-то этапе чистописание – переписывание книг – переросло в искусство. Искусство отображения слова на бумаге, на пергаменте, на камне. Это вообще другое дело. Одно – изобразить картину, в которую художник закладывает какой-то смысл, глубоко понятный ему. Если он не расшифрует этот смысл, не факт, что вы сможете это понять. Но каллиграф обычно закладывает смысл в слово – вы читаете это слово и понимаете: «любовь», «здоровье», «красота». И понимаете смысл.

По возвращении в Москву мне удалось собрать самых известных каллиграфов в круг и задать им один вопрос: «Что будет с каллиграфией через 10 лет?». Все мне ответили, что она скоро умрет. Но я дал слово – пока я живу, это чудесное искусство тоже будет жить. А дальше вы сами видите…

Сначала я создавал выставки, начал с Санкт-Петербурга, а затем объездил с работами по многим городам нашей Родины. Знакомясь со мной, заглядывая в мои глаза, художники понимают, что я не просто занимаюсь продажей или открытием галереи, а создаю фундаментальный музей. Понимая это, каллиграфы дарят мне картины.

На сегодняшний день, в моем фонде находится четыре тысячи работ из 65-ти стран. Работы отбираются очень щепетильно. Мы имеем экспертный совет в каждом из направлений: европейское, восточное, ближневосточное. У нас есть группа экспертов, которые могут отличить хорошую каллиграфию от замечательной. И мягко порекомендовать, а кого-то попридержать, пока он подрастет. Мы же собираем современную каллиграфию.

Между прочим, благодаря каллиграфии, было реализовано несколько удачных бизнес-проектов, я не шучу. И на очень приличные контракты. Например, выставка чая или китайского золота.

Потомок Конфуция, транслирующий его идеи в России

Помимо основной экспозиции и различных выставок, музей Современной каллиграфии знаменит своими школами и курсами, в том числе рассчитанными на детей. Курс китайской каллиграфии преподает китаец по имени Кун Лин Мин, называющий себя 76-ым потомком Конфуция.

Расскажите, как Вы оказались в Москве и начали здесь преподавать?

Мои дети здесь учились, а теперь работают, я к ним и приехал в Москву. Так как я с детства увлекался каллиграфией, в местной китайской диаспоре об этом знали. Со временем меня начали приглашать на разные мероприятия. Таким образом, Москва узнала, что я каллиграф.

Я посещал различные лекции, рассказывал про чайные церемонии, занимался каллиграфией и участвовал в выставках. Так я познакомился с директором музея каллиграфии Алексеем. Мы уже давно сотрудничаем. Я помогаю оценить, стоящая ли работа для музея или нет, нахожу интересных каллиграфов в Китае и связываюсь с ними, а когда открылась школа каллиграфии – меня позвали преподавать.

Я с интересом обнаружил, что русские весьма заинтересованы китайской письменностью. Часто на выставках было так, что целая очередь русских стояла ко мне с листочками, чтобы я перевел их имена на китайский и написал.

Точно также на разных мероприятиях я нередко сталкиваюсь с российскими чиновниками, представителями МИДа и Министерства культуры, им тоже очень нравится рассматривать свои имена, красиво написанные китайской каллиграфией.

Мы живем в удивительное время, отношения между Россией и Китаем очень дружественные, раньше в нашей истории не было такого уровня теплоты отношений. Сейчас в России очень много людей интересуется культурой Китая и уже более-менее ее понимают. Хотя китайцы все равно про Россию знают больше, чем Россия про Китай.

Каллиграфия – это один из способов донести до моих учеников какую-то часть китайской культуры, а я как потомок Конфуция еще хочу донести и его идеи, потому что это был великий человек. Я вижу в этом свою маленькую пользу, которую делаю для общества и для России.

Я родом с родины Конфуция – города Цюйфу, провинции Шаньдун, Китай. Мне с детства говорили о том, что мой предок Конфуций является учителем китайской нации. Он создатель не религии, а философии жизни. Да, родство с ним повлияло на мою жизнь. Сейчас я являюсь как бы его заместителем в России.

Я состою в обществе потомков Конфуция, мои родственники живут и в Китае, и в Корее, и в Японии, и вообще по всему миру, хотя они все этнические китайцы. Я представляю нас, потомков, в России. Наш председатель, объединивший всех потомков Конфуция, живет в Японии. Каждый из нас в чем-то учитель.

Насколько я знаю, в России с каждым годом все больше учеников-школьников учат китайский язык, потому что по китайскому языку собираются ввести единый экзамен. Скорее всего, каллиграфия станет одним из предметов, который будет внедряться в школах, где учат китайский язык. Соответственно, нужны будут специалисты. Весь культурный обмен происходит очень быстро, потому что современные технологии коммуникации очень удобны, обучение стало гораздо легче, так как легко найти множество материалов. И мне нравятся современные ученики, они очень старательные.

Честно говоря, я просто потрясен: у нас четвертое занятие, а они уже уловили основные элементы. У нас есть коллективный чат в китайской соцсети, я рассылаю работы, образцы иероглифов, и дома ученики тренируются.

Я считаю очень символичным, что школа каллиграфии работает в музее каллиграфии, потому что сотрудники музея уделяют очень много внимания тому, чтобы искать интересные работы и популяризировать искусство. Я рад, что Шабуров пригласил меня в школу.

Собираетесь ли вы здесь остаться в России?

Конечно, мне очень нравится жить в России. Здесь есть два огромных плюса: во-первых, у меня интересная работа, а во-вторых, у вас чистый воздух, безопасные продукты, вкусно, и вообще экология лучше.

Мы всей семьей живем в Подмосковье, в Путилково. Мне кажется, что русские к нам, китайцам, неплохо относятся. Это сложновато, но по-русски я немного научился говорить, в магазин уже могу сходить. В основном, дети помогают, потому что они хорошо говорят по-русски. Со временем, думаю, и я выучу язык.

Школа китайской каллиграфии

Начинается занятие. Ученики рассаживаются, подготавливают широкие кисти, тонкую расчерченную бумагу и тушь. Кун Лин Мин в шелковой рубашке настраивает камеру, выводящую его стол на большой экран, становится около него, не перекрывая сидением себе диафрагму, и начинает писать, попутно объясняя на китайском, что именно изображает. Переводчик Павел поясняет, что сегодня ученики будут разбирать элемент, использующийся в словах «женщина», «плуг» и «ветер».

Играет тихая музыка, учитель подходит по очереди ко всем присутствующим, кого-то поправляет, кому-то подсказывает, удивительно, но в этом Павел ему уже не помогает: каллиграфия помогает понять друг друга на разных языках.

Павел Гутник — переводчик, он жил в Китае 10 лет. Павел рассказал, популярна ли каллиграфия в самом Китае.

«Каллиграфия — это искусство для образованных людей. А в Китае всегда был культ образования. Человек в очках не вызывает ни у кого желания дать по морде, как иногда происходит или происходило в России. Человек в очках — значит, умеет читать, а это вызывает уважение. С древности пошло, что если ты получил образование, выучился читать и писать, то из бедного крестьянина ты можешь превратиться во что-то большое, а не просто всю жизнь копаться в земле», — отметил он.