«Вброс какой‐то фейковый». Почему подлинность переговоров с борта SSJ100 вызывает сомнения

Стенограмму переговоров пилотов Sukhoi Superjet 100 с диспетчерами опубликовал телеканал РЕН ТВ. В целом беседа выглядит вполне достоверно, если бы не одна странная фраза.

Пилот: Шереметьево. Вышка. Аэрофлот 1492. Как слышите? Пилот: Шереметьево. Вышка. Аэрофлот 1492. Диспетчер: Говорите. КВС: Pan-Pan, Pan-Pan, Pan-Pan! Рабочее гнездо. Аэрофлот 1492. Москва подход. Москва подход. Просим возврат. 1492, потеря радиосвязи и самолет горит в молнии. Диспетчер: Аэрофлот 1492. СИЮ. Снижайтесь. Эшелон 8080 (восемь ноль восемь ноль). Пилот: Снижаюсь 80. Аэрофлот 1492.

Затем диспетчер, работающий на подходе к аэропорту, передал SSJ100 коллеге, обслуживающему круг Шереметьево. Тот уточнил, все ли в порядке на борту.

Диспетчер: Аэрофлот 1492. Вправо курс 160. Какая-нибудь помощь необходима будет? Пилот: Вправо 160. Нет, пока все нормально. Штатно. Аэрофлот 1492. Диспетчер: Только проблемы со связью, вас правильно понял? Пилот: Связь и потеря автоматического управления самолетом.

После этого летчики сообщили, что с первого раза не смогут зайти на посадку, диспетчер отправил их на второй круг. Далее лайнер принял диспетчер вышки аэропорта, который дал указания по посадке. Последней фразой, произнесенной сразу после того, как самолет загорелся, стала: «Аварийные службы на полосы». Источник РИА «Новости» в Росавиации подтвердил подлинность переговоров.

Фейковый вброс

В беседе с «360» летчик 1-го класса Андрей Литвинов заявил, что сомневается в подлинности расшифровки переговоров. Беседу между пилотами и диспетчером он назвал «бредятиной», написанной «больным человеком». Сомнения вызвала в том числе странная фраза «самолет горит в молнии», нетипичная для пилотов. Обычно говорят прямо: «Попадание молнии в самолет».

«Мне кажется, это не СМИ приукрашивают, а просто вброс какой-то фейковый. „Самолет горит в молнии“ — кто так говорит? Какой летчик так скажет? Я таких терминов не слышал. Если бы он действительно сообщил об этом диспетчеру, он бы обязательно спросил: „Прошу уточнить, вы горите? У вас пожар?“ Тогда пожарные уже стояли бы вдоль полосы», — сказал летчик.

В этом случае полосу пеной проливать бы не стали. Так поступают, если у судна не выпускается шасси. Но пожарные расчеты заранее ждали бы горящий самолет. Кроме того, Литвинов уверен, что от удара молнии самолет загореться не может. Вероятнее всего, сказал он, тот, кто слил эту информацию, просто имел в виду, что в SSJ100 ударила молния.

«Запись похожа на фейк, и нет никаких временных периодов. Я видел стенограмму и сомневаюсь, что летчик такое мог сказать», — добавил пилот.

В остальном переговоры выглядят как обычная беседа летчика с диспетчером. Командир судна Денис Евдокимов сообщил о потере связи и отказе систем автоматического управления, передал код Pan-Pan. Затем сообщил, что пока все нормально, штатно. А вот в этом, по мнению Литвинова, нет никакой странности. Пилот поступил абсолютно верно: установил аварийный канал связи, передал диспетчеру, что на борту имеются проблемы и он заходит на посадку. Поэтому и пожарные заранее не ждали у места посадки — самолет не горел, он вспыхнул после приземления. Увидев это, диспетчер тут же отправил расчеты к SSJ100.

5 мая на борту было 73 пассажира, двое пилотов и три бортпроводника. В результате трагедии 41 человек погиб, 33 пассажира и четверо членов экипажа спаслись.

Некорректная стенограмма

Заслуженный пилот СССР Олег Смирнов подтвердил «360», что выражение «самолет горит в молнии» — непонятное, «поэтически-романтическое». При том, что правила радиосвязи регламентируются строгим ведением и строгой подачей информации. Официально в переговорах такие фразы не используются.

«Поэтически-романтически высказывается, что является грубым нарушением установленной фразеологии радиообмена. Есть такое выражение — установленная фразеология радиообмена. Вот она грубо нарушена. Так радиообмен не производится по всем правилам гражданской авиации. Нигде в мире», — заявил летчик.

По мнению Смирнова, запись переговоров летчиков с диспетчерами действительно существует. Но опубликованная стенограмма, вероятнее всего, сделана некорректно, содержание беседы передано неточно.

«Фразеология переговоров грубо нарушена, потому что фразеология должна быть установленной, а здесь она непрофессиональная. Допускаю, что это не очень корректная передача переговоров», — сказал он.

Топливный вопрос

Когда в самолет попадает молния и что-то отказывает, пояснил пилот, командир судна связывается с диспетчером, перечисляет все поломки и, как в данном случае, сообщает о решении вернуться в аэропорт вылета. Однако и в этом моменте переговоров Смирнов увидел противоречие.

«Тут тоже противоречие есть. Если у него все штатно происходит и он не переживает, то почему он не вырабатывал топливо, а сел с повышенным посадочным весом? Что тоже привнесло определенные минусы в эту посадку и в разрушение самолета», — отметил эксперт.

При проектировании самолета конструкторы устанавливают максимально допустимый взлетный и посадочный вес. Первый всегда больше, ведь за несколько часов полета самолеты вырабатывают горючее и борт становится легче. Нарушать эти два параметра нельзя ни на один килограмм. Лишь в исключительных случаях командир экипажа может принять решение приземляться с текущим весом лайнера. Методика посадки в этих случаях особая, и для ее освоения нужно много тренироваться, чтобы не превысить нагрузку на конструкции судна.

«А тут произошло, что он посадил самолет с нежелательными явлениями, которые презрительно называют в авиации „козлами“. Отделился от земли, потом второй раз. И после этого приземлился, уже не имея подъемной силы крыла, как груда металла. Конструкция самолета не выдержала, стала разрушаться. В итоге мы увидели эту жуткую картину — вот этот факел», — подытожил Смирнов.