10 августа 2018, 15:58

Пепел Кондопоги. Почему вместе с Успенской церковью погибла часть всех нас

Читать 360tv в

Две недели назад мы в веселом настроении неслись по трассе «Кола», возвращаясь с Соловков. Вдруг появился указатель «Кондопога». Жена предложила заехать и посмотреть знаменитую Успенскую деревянную церковь. Но время было позднее и темное, терять темп полета по идеальной, ровной свежеотремонтированной трассе не хотелось. Поэтому, пошутив в память о событиях 2006 года на тему «Кондопога – город герой», я сказал: «Успеется, в другой раз специально заедем».

Не успелось. Теперь шедевр русского зодчества можно будет увидеть только на гербе осиротевшего города. Чтобы понять уровень гуманитарной катастрофы, которую означает гибель в огне Успенской церкви Кондопоги, представьте себе, что развалилась одна из египетских пирамид или рухнула, разбившись в пыль, Колонна Траяна в Риме.

Реклама

Кондопожская церковь была одним из самых выдающихся памятников деревянного зодчества русского Севера. Особое значение этого культурного феномена вполне понятно – именно на Севере, в экстремальных природных условиях, на рубежах Руси, русская культура выразила свою суть особенно заостренно, - уходя от всего второстепенного, необязательного, обнажая в архитектурных формах рубленных церквей самую суть… суть, которая оказалась невероятно богатой.

«В рубежной ситуации культура мобилизует все свои внутренние ресурсы… отбрасываются многие несущественные черты и резко повышается ее стремление к сохранению культурной идентичности… Вот почему родовые черты культуры в северной русской традиции были сохранены в своей первозданности. Если в других землях Русского государства происходило затухание, омертвление архаических традиций, то перенесенная на Север модель русской культуры порождала все новые и новые тексты культуры, которые были подобны древнерусским образцам… Русский Север — это огромный единственный в своем роде исторически сложившийся заповедник народного деревянного зодчества, которое по праву считается вершиной русской народной архитектуры», — отмечает Анна Пермиловская в книге «Культурные смыслы народной архитектуры русского Севера».

Успенская церковь Кондопоги была самым высоким сохранившимся зданием русской деревянной архитектуры — 42 метра, на пять метров выше Преображенской церкви в Кижах. Но дело, конечно, не только в высоте — она выражала саму суть русской архитектуры и связанной с нею цивилизационной идеи. Шатровый стиль — самый оригинальный и узнаваемый из русских архитектурных стилей. С его помощью посреди бескрайних русских просторов ставится обращенный вовне Храм-Знак, зримый символ Божьего присутствия в нашем мире, явленного через русский народ, его церковь и культуру.

Если византийский «крестово-купольный» храм приглашал зайти внутрь, обещая рай внутри, то дерзновенные русские шатровые храмы символически размечали пространство вокруг себя, как бы настаивая, что не только душа человека, но и природа вокруг может быть превращена в рай. Суровый Север русские люди превращали в святое место, в библейский райский сад. И именно поэтому (а не только из экономических соображений) материалом для строителей служило дерево, превращающее постройку в часть природы.

Церковь в Кондопоге стояла Богу свечкой на своем естественном месте, не запертая в искусственную резервацию музея, и тем свидетельствовала: здесь Бог, здесь Рай, здесь Русь… Кто бы не сжег ее — по неосторожности или злому умыслу, он совершил чудовищное преступление, сравнимое с преступлением печально известного Герострата, и должен понести самое тяжкое наказание, которое только возможно (к сожалению, наш УК устроен так, что в этой ситуации любое прописанное в законе наказание окажется очень легким).

Но вопрос, конечно, не только и даже не столько к тому, кто «чиркнул спичкой», сколько к тому, почему у культурного объекта того значения (федеральный перечень, под госохраной 1960 г., рег. номер: 101410187740006) не оказалось надлежащей противопожарной охраны, которая исключила бы такую катастрофу?

Денег у государства нет? Да что вы говорите! И тут мы вспоминаем, что в одной из самых парадоксальных нацавтономий России, возникшей на месте бывшей Олонецкой губернии (7% «титульной нации», 84% русского [великороссы, малороссы, белорусы] населения), огромные средства выделяются не просто на поддержку, а на создание с нуля «титульной» культуры даже там, где ее нет и актуализацию совместного с Финляндией прошлого. И понимаем, что да, при таких условиях заниматься памятниками старой русской архитектуры просто недосуг — есть сотни дел поважнее. Тем более, когда речь идет о норовистой Кондопоге.

Разумеется, виновато не только нынешнее начальство. Весь ХХ век стал эпохой чудовищного культурного геноцида русской деревянной архитектуры в Карелии. На Соловках в Морском музее сейчас проходит выставка фотографий шведского профессора Ларса Петерссона, который во время Второй мировой, когда Карелия была оккупирована финнами, тщательно отфотографировал и зарисовал десятки северных деревянных церквей. Почти под каждой фотографией подпись: «не сохранилась» или «находится в руинированном состоянии». Особенно много потерь пришлось на годы хрущевского антицерковного погрома. В большинстве случаев мы знаем, как выглядели эти церкви, только благодаря любопытству оккупантов.

С разрушением церквей Русского Севера и сам этот край десакрализовался, дерусифицировался, дичал, превращался исключительно в зону лагерей, лесопилок и туристических сплавов по рекам. И вот, гуманитарная катастрофа дошла из малых деревень до городов.

И не надо говорить, что «дерево все равно разрушится или сгорит». Современные технологии сохранения деревянных памятников дают почти 100% гарантию, а реставрационные технологии позволяют заменять старое дерево по бревнышку, не нарушая целостности ансамбля. Кондопожская церковь могла жить тысячи лет, вместо этого ее попросту сожгли, а когда восстановят (по счастью есть подробные схемы), от привкуса новодела все же будет не избавиться.

И тут мы выходим на более общую проблему — наше чудовищное небрежение памятниками нашего наследия. Россия огромная страна. Уже в силу этого любая материальная культура, даже накапливающаяся тысячелетиями, обречена размазываться у нас слоем манной каши по тарелке. При этом большинство регионов наших достаточно бедны, поэтому культурный жирок их совсем не такой впечатляющий, как у стран Европы. К тому же, накопление у нас еще и прерывается регулярно случающимися иноземными нашествиями, коммунистическими революциями, либеральными реформами и прочими катаклизмами.

В этих условиях мы должны буквально трястись над каждым сохранившимся дольше 60 лет памятником. Беречь его, стараться не уродовать перестройками и, тем более, не сносить. Вместо этого мы ведем себя на собственной же территории как вандалы – взрываем, сносим, застраиваем, уродуем ландшафты. Принцип «презумпции невиновности исторической застройки» нарушается у нас сплошь и рядом.

А потом мы ходим и рассказываем, как прекрасно и уютно в старых городах Европы ходить по средневековым улочкам и сидеть на скамейках, стоявших на том же месте 500 лет назад. При подобном своем отношении мы обречены будем завидовать Европе всегда, пока её не снесут варвары (одна беда, это произойдет довольно скоро). Но глупо быть варварами в отношении самих себя.

Поэтому нам нужна общегосударственная и региональная политика сохранения старой застройки. Отдельно, как показал случай Кондопоги, нам нужна программа тотальной охраны русского деревянного зодчества по всей стране. Тщательный надзор, надежная противопожарная безопасность.

При этом ни в коем случае нельзя соблазняться на «дешевый» вариант создания гетто для деревянных церквей и домов в искусственных заповедниках. Нет, они должны сохраняться на своем месте, как часть естественного ландшафта. Да, это дороже. Но это тот нематериальный фактор качества жизни, который дает многократную отдачу, в том числе и эжкономическую. Не должно быть никакого опустынивания подобных объектов, ту же церковь в Кондопоге погубило то, что ее последний священник был расстрелян в 1937, она не была действующим храмом, где за нею постоянно бы приглядывали десятки глаз прихожан.

В далеком уже 1966 году скульптор Коненков, художник Корин и писатель Леонов обнародовали знаменитое обращение: «Берегите святыню нашу», в котором призвали прекратить бездумное разрушение памятников древнерусской и церковной архитектуры. Этим обращением удалось остановить геноцид нашего наследия, начать программу по охране памятников истории и культуры, создание музеев и заповедников (именно тогда был создан заповедник «Кижи»). Хорошо бы и сейчас уважаемым и авторитетным людям выступить с подобным призывом и остановить наше саморазрушение. Тем более, что повод, потрясший страну, вот он, налицо. Только кто ж у нас теперь «авторитетный»?

Так или иначе, 10 августа 2018 года войдет в перечень наших скорбных национальных дат, подтвердив мрачноватое «августовское суеверие». И не много радости в том, что на сей раз никто не погиб – вместе с кондопожской церковью погибла часть всех нас. Ее пепел еще долго будет стучать в наши сердца.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Реклама

Реклама