Париж бунтует всегда. В чем смысл сотрясающей Францию революции «желтых жилетов»?

Западная пресса уже начала привычно обвинять Россию, якобы разжигающую протесты при помощи своих «троллей и хакеров». Есть и прямо противоположная конспирологическая теория, считающая беспорядки в Париже ответом Америки на попытки Макрона создать независимую от США Европейскую армию. Так или иначе, никто не верит в то, что дело было в ценах на бензин.

И дело и впрямь не в них. Просто Париж так устроен, что чутко фиксирует смену исторических трендов, наступление новых эпох и обозначает их очередной своей революцией, которая столь же неизменна и неотменима, как венецианский карнавал. То, что в Париже новая революция, означает только то, что в Европе и мире началась новая эпоха.

Париж живет от баррикад до баррикад. Сложилось такое положение не вчера, а по меньшей мере в 1358 году, когда возглавляемые купеческим старшиной Этьеном Марселем парижане, незадолго до того пережившие великую чуму, подняли мятеж против управлявшего государством дофина (принца-наследника) Карла (впоследствии прозванного Мудрым). Повстанцы контролировали столицу несколько месяцев, и Марсель был фактическим правителем государства, однако принцу удалось сбежать из города и поднять на него войной всю остальную Францию. Тогда соратники убили Марселя и сдались Карлу.

В 1588 году Париж бунтовал против короля Генриха III, защищая свой католицизм, который он так ярко проявил в ходе Варфоломеевской ночи. Горожане были на стороне своего любимца Генриха Гиза и против короля-мужеложца Генриха III и его содомизированного двора, равно как и против гугенота Генриха Наваррского. 12 мая восставшие парижане перегородили улицы баррикадами, захватили город и взяли штурмом Бастилию, король бежал. Гизу предложили корону, но тот отказался и попытался договориться с монархом, однако был по его приказу убит. Вскоре убит был и сам король, а Генриху Наваррскому пришлось несколько лет отвоевывать королевство и безуспешно осаждать Париж. В конечном счете Наваррец сказал «Париж стоит мессы» — и его коронование как католика по сути закончило Реформацию в Европе.

В 1648 году Париж восстал против регентши Анны Австрийской и кардинала Мазарини, столкнувшихся с оппозицией в парламенте (это тогда был не законодательно-представительный, а судебный орган). В ответ на приказ властей арестовать оппозиционеров парижане 28 августа начали строить баррикады. Четыре года королева, юный Людовик XIV и первый министр провели, по сути, в изгнании, в то время как столица была захвачена Фрондой. Однако победа монархии означала пришествие блистательного века абсолютизма.

События 1789–1795 годов описаны в каждом учебнике истории. Париж бунтовал непрерывно, его «санкюлоты» брали почти никем не защищавшуюся Бастилию, устроив там кровавую бойню, захватывали в заложники, а потом казнили короля и аристократов, свергали не нравившихся им депутатов. Несколько лет Коммуна Парижа, коей верховодили крайние якобинцы, была, по сути, диктатором Франции. Когда якобинская диктатура пала, в Париже 1795 года прокатилась цепочка восстаний: жерминальское, прериальское и вандемьерское. В первых двух случаях бунтовали бедняки-санкюлоты, в третьем — наоборот, роялисты, чей мятеж подавил генерал Бонапарт, расстреляв толпу из пушек картечью, что стало прологом к его возвышению и императорскому титулу.

В XIX веке, после краха наполеоновской империи, Париж с большим или меньшим успехом бунтовал непрерывно — поджигателями выступали все более радикализировавшиеся левые силы — республиканцы, анархисты, социалисты. В 1830 году июльская революция окончательно свергла Бурбонов.

В 1832 году июньское восстание, описанное в романе Виктора Гюго «Отверженные», было направлено уже против «короля-гражданина» Луи-Филиппа и было в итоге подавлено. Но в феврале 1848 его все-таки свергли, в Европе начинался год революций, а в июне буржуазная часть Парижа не без труда сумела подавить восстание пролетарской его части, вышедшей на баррикады. Это подавление, однако, погубило установившуюся республику и привело к власти Луи Наполеона, который пообещал объединить буржуазию и народ и вскоре провозгласил себя императором Наполеоном III.

Падение Второй империи под ударами бисмарковской Германии и осада Парижа немцами породили последнее знаменитое парижское восстание — Парижскую коммуну. 70 дней в марте–мае 1871-го коммунисты, социалисты и анархисты контролировали город: творили бесчинства, грабили зажиточных людей, сбросили на землю Вандомскую колонну в честь Наполеона. После подавления восстания инициатор этого варварства — художник Курбе — был обязан по суду возместить все издержки на восстановление, а его имущество было распродано. С победой «версальцев», защитников буржуазной Франции, и расстрелом коммунаров на кладбище Пер Лашез (возмущаясь этим событием, не забудем, что и сами коммунары были террористами, хотя и в недостаточной степени, что возмущало Карла Маркса).

Подавление коммуны открыло длительную эпоху республиканской нормальности. За 70 лет Третьей республики, с ее парламентским хаосом и коррупционной политикой, благополучный Париж тем не менее ни разу не восстал, предпочитая тратить силы на походы в бордели Монмартра. Как ни парадоксально, ни одной в строгом смысле коммунистической революции в Париже так никогда и не случилось, не было даже никаких попыток, что подтверждает — коммунизм на самом деле не был трендом ХХ века.

Вновь Париж стал «красным» в 1968 году, но это уже была совсем другая «революция», затеянная левацким студенчеством под причудливыми лозунгами типа «запрещается запрещать» или «пролетарии всех стран — развлекайтесь». Это было не восстание пролетариев за новый социальный строй или за лучшую зарплату и условия работы, а восстание бездельников за право бездельничать. Не случайно один из важнейших лозунгов «Красного Мая» звучал так: «Прозвенел будильник? Первое унижение!». Игровой, гедонистический характер этих протестов, в которых лидировали маменькины сынки с квартирами и чеком, оставленным папенькой на каминной полке, великолепно передан в фильме Бернардо Бертолуччи «Мечтатели».

Восставшие, как не раз бывало в истории Франции, политически проиграли. На последовавших выборах партия генерала Де Голля, против которого и выступали студенты, получила абсолютное большинство. Но уже через год генерал вынужден был уйти в отставку, а время на глобальных часах снова сменилось. Начался «Долгий 68-й год», когда главенствовали идеи вдохновлявшего революцию «культурного марксизма» — объявление любого порядка, любой традиции, любых ограничений недопустимыми репрессиями и подавлением, переходящая границы террора и тоталитаризма навязчивая толерантность ко всему и вся — любым меньшинствам, любым извращениям, любым мигрантам, и в то же время настоящая либеральная диктатура новообразованного Евросоюза.

Выступления «желтых жилетов», новая парижская революция означают, что этот «Долгий 68 год», продуктом которого был очень толерантный Макрон, чрезвычайно любивший фотографироваться с мускулистыми чернокожими рэперами, одетыми в сеточку, закончился. Макрон в известном смысле подорвал свой престиж так же, как некогда Генрих III, его репутацию среди французов сгубил скандал с президентским охранником Беналлой, который в мае применил насилие против демонстрантов и которого вся страна сочла президентским любовником. Проводить антисоциальные реформы, при этом раскрывая двери бескрайней толерантности, при этом горделиво презирать американского лидера Трампа, при этом попадать в окологомосексуальные скандалы — все в совокупности это слишком.

Протесты «жилетов» одновременно производят впечатление спонтанного выражения настроения французов, которых Макрон достал всего за год и с левого, и с правого фланга, и в то же время они кажутся хорошо спланированными и организованными. Сам выбор яркого узнаваемого символа говорит о том, что работали профессионалы. Многие связывают сотрясшие Францию бури с деятельностью Стивена Бэннона, бывшего советника Трампа и одного из ключевых деятелей его кампании, который год назад отправился в Европу, не скрывая планов произвести и там поворот, аналогичный трампистскому, и построить правый интернационал — за традиционные ценности, против миграции, против либерализма, за популизм. И, похоже, деятельность Бэннона начала приносить плоды.

С американцем тесно сотрудничает Марин Ле Пен, которая высказывается о «желтожилетниках» осторожно, осуждает насилие со всех сторон, но в то же время энергично требует от Макрона поговорить с людьми и прислушаться к их голосу. Французские либералы, апологеты Макрона (особенно комично среди них смотрится Бернар Анри Леви, шумно поддерживавший киевский Майдан) прямо обвиняют «жилеты» в нацизме и в том, что они все тайные и явные лепеновцы. Хотя это неправда, не меньше среди «жилетов» и сторонников левого политика Меланшона.

В общем смысле идеология жилетов — это популизм. Это набор самых популярных требований, взятых с самых разных концов политического спектра. Тут одновременно требование поднять зарплаты (типично левое) и снизить налоги (типично правое), одновременно требуется строить доступное жилье и прекратить приватизацию (левая программа) и упразднить внутренний долг, запретив спасать банки за счет бюджета (правая программа). Как соединить две программы вместе, как платить больше, собирая меньше? А легко: больше экономить, выйти из ЕС, что, как подсчитали еще лепеновские экономисты, сохранит стране 50 миллиардов евро (правда, тогда какие уж евро?), выйти из НАТО, установить жесткий миграционный контроль.

В совокупности требования «жилетов» звучат примерно так же, как и требования 68 года: «будьте реалистами, требуйте невозможного». Однако именно поэтому они совершенно реалистичны — не по букве, но по духу. Наступает новая эпоха: если предыдущая, начавшаяся в «Красном Мае», была периодом всеобщего «освобождения» от чего ни попадя, то нынешняя, начавшаяся в «желтом» декабре, вполне вероятно, будет эпохой суровой и пристрастной тирании — тирании большинства, тирании популизма против диктатуры элит, так долго выдававших свои интересы за интересы нации и государства.

Европейским странам придется перекраивать бюджеты и миграционное законодательство, проводить внешнюю политику и устанавливать налоговые ставки в соответствии с представлениями большинства. Диктатуре меньшинств, по всей видимости, будет положен конец — приоритет вновь придется отдавать человеку из большинства, простому трудяге, представителю коренной национальности, облаченному в желтый рабочий жилет.

Это произойдет независимо от того, удержится ли Макрон у власти или уйдет уже сейчас, независимо от того, перекинутся протесты на другие страны или останутся пока чисто французским явлением. Неважно даже то, найдется ли у этих выступлений лидер, свой вождь, который заявит себя выразителем воли большинства, или же эта воля будет рассредоточено проявляться в давлении на решения правительств.

В любом случае Париж снова подтвердил свою репутацию долгосрочного политического «трендсеттера». На планете наступил долгий 2018 год.