Голова доцента Соколова: о гении и злодействе на примере петербургского расчленителя

Кровавая драма, начавшаяся в эти выходные на берегу Мойки, еще долго нас не отпустит. «Жуткая», «кошмарная», «чудовищная» — синонимы заканчиваются, а зверских подробностей питерской «достоевщины» становится все больше.

Любовь между студенткой и старцем, скандалы, кровь, выстрелы, бесчеловечное и бессмысленное решение надругаться над телом подруги в тщетной надежде, что черные воды петербургских каналов унесут прочь страшную тайну — в какой-то момент хочется закрыть глаза и сказать: «Не верю». В жизни так не бывает, ведь ганнибалы лектеры встречаются только в кино, а постоянные персонажи криминальной хроники — это упыри, уголовники, асоциальные типы, а не интеллигентные профессора.

К сожалению, бывает и не такое. Доцент СПбГУ Олег Соколов был уважаемым членом общества: известным историком, автором научных работ и книг об эпохе наполеоновских войн, ведущим передач, организатором масштабных постановочных сражений. И это тот же самый человек, который застрелил и расчленил свою ученицу, соавтора и любовницу Анастасию Ещенко, а затем пытался утопить в Мойке ее изуродованные останки.

Нельзя сказать, что не было тревожащих знаков — его и раньше обвиняли в рукоприкладстве, вспыльчивости, агрессии. Но до рокового дня, когда пьяного и растрепанного Соколова выловили из реки, вряд ли кто-то мог представить, какие демоны живут в душе кавалера ордена Почетного легиона.

В поисках совести

В реконструкторской среде Соколова называли «сир», будто европейского монарха, но на скамье подсудимых он выглядел совсем не царственно. В ходе избрания меры пресечения известный историк стонал, плакал и на все лады повторял о своем хорошем отношении к убитой.

«Я не понимаю, как такое могло быть. Девушка, которая казалась идеальным созданием, постепенно превратилась в существо просто как из страшной сказки. Это невообразимо», — делился Соколов подробностями личной жизни сквозь плач.

Молодая, красивая, образованная — Настя Ещенко не заслужила такого жестокого определения, как «существо». Мы знаем, что ее любовник и раньше распускал руки, выходя из себя, даже когда 24-летняя подруга просто хотела посетить день рождения товарища. Вроде бы она уже была готова уйти от Соколова, но, к сожалению, не успела. Впереди ее ждала целая жизнь, так нелепо и подло оборванная выстрелами в упор. Историк-наполеонист остался верен себе даже в мелочах — свою жертву убил из обреза, стилизованного под старинный пистолет.

Со временем выяснится, насколько искренними были чувства в этой паре, а пока остается выслушивать бессвязные речи убийцы, пытающегося представить Настю в дурном свете. Она якобы и вела себя агрессивно, и к детям его плохо относилась — кажется, еще немного, и Соколов сказал бы, что был вынужден прибегнуть к самозащите.

До этого не дошло, но выглядит ученый откровенно плохо и неубедительно. Если убил в состоянии аффекта, то зачем на несколько дней превратил квартиру в склеп? Если собирался лишить себя жизни в мундире Наполеона на глазах у потрясенных туристов, то зачем надо было заметать следы и так гнусно поступать с телом? Наконец: легко ли представить, чтобы восхищавшие Соколова офицеры французской или русской армий, воины-аристократы, беззаветно умиравшие за родину на полях сражений, могли вот так поступить с женщиной?

Увы, действия человека, не просто отнявшего чужую жизнь, но еще и поглумившегося над останками, не позволяют даже на секунду поверить, что в нем могла проснуться совесть, а запоздавшее раскаяние хоть капельку искреннее.

Тень наполеоновского века

И все-таки нельзя мазать все связанное с доцентом Соколовым сплошной черной краской. Его деянию нет оправдания, но он далеко не безвестный убийца, вдруг всплывший из хтонической тьмы. В Сети можно найти огромное количество материалов, и не все они посвящены его выходкам вроде избиения бывшей подруги или беспробудного пьянства во время реконструкцией.

Неутомимый историк провел огромное количество лекций, записал ряд исторических передач и несколько заметных книг о наполеоновских войнах. Он блестяще знал французский язык, много работал с архивными документами, досконально изучил предмет своего исследования и, не будем скрывать, страсти — политику и военные конфликты начала позапрошлого века.

Перелопатив кучу форумов, просмотрев часы его исторических лекций на канале Гоблина (Дмитрия Пучкова) и другие выступления, можно если не забраться к нему в голову, то хотя бы составить примерный психологический портрет доцента. Это крайне вспыльчивый, увлекающийся человек, живущий словно на два мира: одной ногой он всегда был там — среди сиятельных князей, дам в бальных платьях и лихих дуэлянтов, готовых бросить вызов за косой взгляд.

Как вспоминает публицист Александр Невзоров, он вздрагивал даже из-за такого «панибратства», как обращение по фамилии, а не по формальному титулу «сир» — видимо, уже давно считал себя если не инкарнацией, то духовным побратимом Наполеона или другого великого генерала той эпохи.

Во время постановочных сражений Соколов якобы мог войти в такой раж — об этом известно со слов некоторых участников реконструкций, — что приказывал своим «войскам» атаковать противника, словно это настоящий враг. Правда или нет, но это похоже на его обычное поведение и вечную готовность вспыхнуть, словно спичка.

Стоим ли мы перед классической дилеммой о гении и злодействе? Для этого надо внимательнее и глубже изучить научное наследие Соколова, но одно можно сказать точно: следует отделить его преступление от прошлых трудов и заслуг. Не для того, чтобы добиться смягчения наказания (хочется верить, что убийца Насти будет наказан по всей строгости закона), но хотя бы ради будущего исторической науки в нашей стране, нельзя поддаваться желанию не глядя сжечь все с ним связанное.

К сожалению, ганнибалы лектеры действительно живут среди нас. Феномен этих чудовищ, способных как совершать непоправимое зло, так и временами приносить пользу, еще ждет подробного и вдумчивого исследования.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.