Фальшивая доля. Во что нам обходится продуктовый фальсификат и товарный контрафакт

«У нас по ряду видов продукции цифры разные. Если в среднем взять, то по нашим исследованиям — а мы работаем по риск-ориентированному подходу, — у нас до 20% есть масса примеров фальсификации».

И эти данные, по его словам, подтверждены протоколами исследований продукции.

Любопытно еще одно его высказывание, которое проливает свет на то, что кроме запланированных прибылей как от оригинальной продукции выигрывают фальсификаторы, например, молочного ряда:

«Нарушители еще и государство обманули, потому что НДС заплатили как за натуральное молоко, а если их продукция с растительными добавками, то НДС должен быть больше».

Мало того, что обманут покупатель, причем с риском для его здоровья, но еще, оказывается, и повышение НДС на 2% ложится в прибыльную строку продуктовым «фармазонам». Этим жаргонным словом в преступном мире называют тех мошенников, которые выдают фальшивые драгоценности за оригинальные. Значит, чем выше будет НДС во всех сегментах, тем больше прибылей. Как тогда расценивать протяжные стоны многих участников продуктового рынка о том, что повышение НДС усложняет им работу, вздувает цены и вообще очень вредно для покупателей еще в большей степени, чем для продавцов? Возможно, для тех, кто честно, а значит, законно относится к своему производству, всякое повышение налогов ведет к потерям, но промышленники фальшивой продукции выгадывают от этого порой даже больше, чем от прибыли от каждого товара с его обычной торговой наценкой. Очень несложная для понимания комбинация.

Вот еще одно крайне любопытное наблюдение руководителя Россельхознадзора Сергея Данкверта, когда он жалуется на то, что во время проверок его ведомством деятельности некоторых производителей сотрудники не могут в ворохе бумаг найти протоколы исследований продукции:

«Так делали исследования или не делали? Или купили исследования? Почему сегодня никто не говорит, что исследования покупаются и продаются? У нас масса деклараций. Говорят, декларация соответствия. Чему соответствия, если исследований никаких не было? Поэтому до тех пор, пока мы не наведем элементарный порядок, мы будем есть какой-то белково-жировой продукт. Откуда его взяли и кто допустил его на рынок?»

Я соглашусь с тем, что последний вопрос в этой цитате абсолютно риторический. Потому что кто все это допустил на рынок, предельно ясно. Это организованная форма преступности в гигантской сфере производства и реализации, участие в которой принимает целая цепочка соучастников: промышленник, покупающий негодные ингредиенты для своего производства, технолог, отдел сбыта, торговая сеть в лице конкретного оптового покупателя и как венец этого продажный чиновник в территориальном надзорном органе. Вероятнее всего, даже в ведомственной системе того же Россельхознадзора. Думаю, Сергей Данкверт это знает, но должного влияния на многие процессы, подмывающие репутацию ведомства, не имеет. Его высказывания, скорее всего, — отчаянная попытка привлечь внимание к проблеме, которую он сам решить не в состоянии по объективным причинам. Слишком велики масштабы даже для солидной государственной организации.

То, что российская торговля после введения такого понятия, как «санкционная продукция», оказалась перед знакомой еще по дефицитным временам последних лет советской торговли проблемой, совершенно ясно. Готовая продукция и ингредиенты для производства качественных товаров оказались либо недостижимыми, либо попали в разряд контрабанды. Тут же под рукой образовались вездесущие китайские и некоторые другие дальневосточные, тихоокеанские и латиноамериканские сбытчики пальмового масла и ряда подобных химикатов сомнительного свойства. Производственные конвейеры немедленно перешли на новые компоненты, не уменьшая объемов, а в некоторых случаях даже увеличив их. Первое время и прибыли не страдали, так как опасные фальсификаты продавались по цене оригиналов. Это лишь позже, после многосторонних сговоров, цены чуть снизились или же замерли на прежнем уровне. А если уж и росли, то в соответствии с поправкой на официальную инфляцию или на новые акцизные и налоговые нагрузки.

В конце цепочки — от иностранного (не из запретных, санкционных компаний) поставщика ингредиентов и готовой продукции до менеджера прилавка в дешевой торговой сети — стоит тот же покупатель, который успел привыкнуть к понятию «цена — качество», а теперь столкнулся с тем, что из этой формулы ему оставили только «цену». Причем именно в дешевой сети, которую посещает большая часть не слишком состоятельного населения городской и пригородной инфраструктуры, а не в дорогих магазинах, где цены на тот же перечень товаров разнятся в несколько раз. Перечень-то тот же, а товары принципиально другие. Попробуй тут выложи на лоток фальшивку! Небо с овчинку кое-кому может показаться. Такое уже даже бывало.

В числе тех, кто выигрывает от опасений дефицита, российские химики, обслуживающие пищевую промышленность. Целые лаборатории, о которых почти прямо сказал Сергей Данкверт, человек явно смелый, достигли золотого дна как в прямом, так и в переносном смысле. Фальшивая продукция требует оригинальных сертификатов, которые от такого родства тоже становятся фальшивками. Риск оплачивается щедро из оборота и ожидаемых прибылей. Это может рассчитать каждое звено в этой преступной цепи (лишь конечный покупатель является тут жертвой). Поэтому расценки растут, а с приобретением лабораторного опыта и последовавшим за этим отказом даже от получения фальшивых или опасных ингредиентов от дальневосточных поставщиков подпольная таблица стоимости лабораторных услуг наконец приобретает некоторую устойчивость. Теперь уже понятна динамика ее роста и вполне может быть запланирована потребителем химических элементов в промышленности. А это уже нечто вроде стабильности. На то и расчет — поймут друг друга все звенья в государственном обороте и политики, и экономисты. Поэтому 20% фальсификата еще не предел. Довести можно процентов до восьмидесяти. Безболезненно для заинтересованных сторон. Остальное пространство расположится в дорогостоящем торговом сегменте, у которого свои покупатели и свои солидные защитники качества продукции.

Кроме фальсификата, существует еще одна прибыльная сфера производства и торговли. Называется она контрафактом. Тем и другим чаще всего в процессе поставок заняты разные группы. Они лишь делят между собой рынок. Но покупатель часто путает опасную фальшивку с фармазонным контрафактом. Если фальсификат заменяет составные ингредиенты продукции на негодные и настаивает только на видовой идентификации, то есть молоко, масло, говядина (а не, например, старая перемороженная конина) и так далее, то контрафакт — это подделка фирменного знака в полном соответствии с тем, как это изначально звучит во французском языке. Контрафакт нарушает исключительные права оригинального производителя, выдавая себя за него. Это как дети лейтенанта Шмидта в «Золотом теленке». И лейтенант был когда-то, и дети у него, наверное, водились, но только не те, которые клянчили в провинциальных конторах дармовые субсидии. Контрафакт — это незаконное размещение товарных знаков и брендов на товарах либо очень похожих на оригинальные, либо просто добившихся некоторого внешнего сходства. Бывает еще круче: создается новый товар, как будто бы качественный и стильный, а на него навешивается солидная марка, в которой лишь какая-нибудь неприметная деталь говорит о том, что это не имеет ни малейшего отношения к владельцу истинной марки. Так производятся даже автомобили в Китае, например. Это все наносит урон фирменным знакам такого масштаба, что если поддерживается (гласно или негласно) государством, то может привести даже к торговым войнам между странами. Вспомните последние громкие претензии США к Китаю о хищении объектов интеллектуальной собственности. Оборот такого контрафакта куда больше, чем даже фальсификата, хотя в некоторых случаях, как у нас, вполне сопоставим.

Одни и те же товары могут быть предметом как фальсификата, так и контрафакта. Это особенно ярко видно в фармацевтической промышленности и пищевой, которая производит технологически сложные продукты в колбасной и сырной областях, или в винной и табачной торговле.

Есть еще коварные варианты этого. Санкционный товар до российской границы доходит с законным фирменным брендом, а пересекает ее с другим — каким-нибудь скромным фермерским знаком, фабричного изделия из соседней страны или со значком, что это даже не конечный продукт, а всего лишь «давальческое сырье» для дальнейшего производства и совместной реализации. Само «дальнейшее» производство может оказаться всего лишь обычной расфасовкой и новой яркой упаковкой. Например, красочной оберточной бумагой.

Фальшивая доля от всей этой прибыли в преступных торговых сообществах (иначе их и не назовешь) куда больше, чем даже у искусных фальшивомонетчиков, которых, как правило, довольно быстро изобличают и у которых нигде нет ни поддержки, ни защиты. Чего не скажешь о тех, кто открыл свой Клондайк на миллионах прилавков российской торговой сети. Волки сыты и овцы целы — в этих криминальных случаях тоже наглая циничная подделка (контрафакт, если хотите) старой доброй пословицы под нынешние жестокие реалии.

Обходится это покупателю его собственным здоровьем и горьким ощущением наглого обмана, а еще собственными средствами, обеспечивающими ему нелегкую жизнь и национальное достоинство.

Андрей Бинев, журналист аналитик