«Для Украины мы недочеловеки». История восьми лет войны в Донбассе глазами волонтера из ЛНР

Что происходило на Донбассе за 8 лет войны, рассказала волонтер Скорикова

Екатерина Скорикова приехала из Донбасса в Подмосковье в 2014 году и стала волонтером. Теперь она помогает беженцам из ЛДНР и с Украины. Но ее семья осталась в ЛНР и все еще живет в постоянном страхе и надежде на помощь российских солдат. «360» публикует рассказ Екатерины Скориковой о восьми годах войны в Донбассе и о том, как живут люди, вырвавшиеся из зоны военных действий.

«Я видела этот ужас»

Я уехала в 2014 году, но помню, как все началось: осенью 2013-го был Майдан, людей по областям принудительно отправляли в Киев. В начале 2014 года люди в черных масках с изображением свастики приезжали в города, избивали людей — тех, кто был против нацистского режима, кто отвечал на их вопросы на русском языке.

В то время многие стали носить при себе георгиевские ленты, и если люди в масках останавливали, обыскивали и находили эти ленты — избивали. Но об этом все молчали и не транслировали. Я видела этот ужас.

Я видела, как забрасывали обладминистрации «коктейлями Молотова», как людей ставили на колени, как сносили памятники Ленину. Этот ужас из памяти никогда не сотрется… 2014 год забыть нельзя. В один момент жизнь изменилась

Сначала тревожные вести из Славянска, вторым экраном показывают Дом профсоюзов в Одессе, а потом первые рубежи в районе Лисичанска, куда шли наши простые ребята добровольцами против БТР киевской власти. Все было как в страшном сне, потому как представить, что такое может происходить в наше время, было сложно.

Собирали лекарства, перевязочный материал, женщины ездили на передовую, на вахту, помогать раненым. Потом прилетели самолеты. Сначала обстрел администрации в Луганске, а потом и по жилым кварталам.

Восемь лет войны

Мой дядя живет в Луганске и все это видел. Мои родственники каждое утро просыпались под гул самолетов, которые летели на Луганск. Днем они кружили над городом — черные, страшные. Луганск бомбят. Наш город, Алчевск, взяли в окружение. Связи с Луганском нет.

В начале июля 2014-го в наш город зашел отряд «Призрак» Алексея Мозгового. Военные машины, танки, зенитки, взрывы, обстрелы — все это вошло в обычную жизнь. Обстановка накалялась, ополчение начало вывозить людей, в основном мамочек с детьми. По окольным дорогам, под обстрелами, хотя с той стороны знали, что везут детей.

С мая — ни пенсий, ни зарплат, ни подвоза товаров. Ополченцы как-то доставляли гуманитарную помощь, организовали раздачи обедов на территории. На территории храма недалеко от нашего дома прихожане сложили печку, быстренько сделали времяночку и готовили там обеды из того, что привезут ополченцы. Ежедневно кормили до 500 человек.

В Луганске у моего дяди еще страшнее. Все обстрелы с Веселой Горы, где были ВСУ, пролетали у них над головой. Весь двор в осколках, дом чудом спасло дерево, которое поменяло траекторию полета мины. А другая мина, которая просвистела над головой, — он упал и задержался — спасла от попадания под другую мину.

В районе, где он живет, в трех домах остались жители, в одном из них старики, которым некуда было ехать. И вот они поддерживали друг друга, варили еду на костре. Кто помоложе, добывал хлеб.

Все дороги простреливались, на остановках лежали убитые жители, забрать невозможно, так как прицельно стреляли либо минировали трупы, чтобы невозможно было подойти. Лето, жара, воды нет, света нет, газа нет — и так месяцами. И потом можно было уехать, но бросить этих стариков они не могли — они просто бы не выжили сами

Это было лето — начало осени 2014-го. А дальше до февраля 2015 года сплошная война: ночные обстрелы жилого сектора, практически не спали, в 23:00 они начинали и к 04:00 утихали — Дебальцевский котел в 20 километрах от нас.

Это время — как целая жизнь, совсем другая. Но что особо вспоминается — как 28 августа, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, в 05:00, в наш район прилетел самолет и обстрелял кассетными бомбами. Это спальный район, храм — люди должны были идти на праздничную службу, а вокруг все разбито, куча неразорвавшихся снарядов, погибшие люди.

Никто из моей семьи никуда не выезжал, когда шли активные боевые действия. Никто даже представить не мог, чтобы вернуться в Украину. Точка невозврата началась с первого выстрела. Все началось не в 2014 году, а гораздо раньше, и даже не в 2004-м. Но люди как-то сплотились. Все были дружнее, добрее. Улыбались, конечно, реже, но отзывчивее, щедрее. Молодежь проявила небывалый патриотизм.

Как мы будем без России?

Майдан — это шабаш на государственном уровне. Майдан не принимало большинство жителей нашего региона. Конечно, были и «провокаторы», к этому готовили почву, но приживалось слабо. От нас ездили на противостояние с флагом России. Майдан вызывал скорбь, потому что люди понимали, что случится что-то еще серьезней. У нас даже в голове не укладывалось, как мы будем без России, без Путина, без 9 Мая.

Конфликт разделил много семей, унес много жизней, сделал инвалидами детей… Я думаю, что не удивлю, если расскажу, сколько угроз, «пожеланий», оскорблений я получаю сейчас со стороны.

И самое страшное, когда говоришь, что Украина восемь лет бомбит Донбасс, а в ответ получаешь: «Это же Россия бомбит!» В смысле? Людей так «обработали», что они не знают, что происходило

Для Украины мы — недочеловеки. Нам это не только внушали, но и делали все, чтобы мы это ощущали. Один язык чего стоит.

У нас никогда не смогут так звучно щебетать на украинской мове, потому что мы поколениями разговаривали, мыслили на русском. У нас языковая мышца даже не в ту сторону настроена генетически.

Вы не представляете, как люди мечтали о присоединении к России. Сколько людей пришло на референдум, хотя время было неоднозначное, и предупреждения поступали, что будут провокации. Но люди шли на одном дыхании.

Без лишнего пафоса скажу, что 24 февраля считают вторым днем рождения. [На Луганщине] реально понимают, что перспективы были очень печальные, если сказать честно, то трагические. Люди это понимают.

Наша бабушка плачет и целует экран телевизора, когда показывают русских солдат. Целует, потому что благодарна, а плачет, потому что понимает, что они идут не на парад

Меня воспитывали патриотом своей Родины. Мои прадеды воевали на фронте, есть те, кто дошел до Берлина, кто участвовал в Битве за Москву. Они защищали землю от нацистов, чтобы мы потом покорились? Мой дедушка умер весной 2015 года, у него случился инсульт от всех событий, и я даже не смогла с ним попрощаться, потому что шла война и домой ехать было нельзя.

«Я видел все»

Много историй от друзей, знакомых, военных, которые защищали аэропорты в Донецке и Луганске, много историй от обычных жителей, которые взяли оружие и пошли защищать свой дом тогда, в 2014-м. Один мой дядя воюет восемь лет, второй ушел воевать в феврале 2022-го, а пару дней назад позвонил папе и сказал: «Я видел все».

Мы не поддержали западный режим, и к нам пришли с оружием. У меня до сих пор не укладывается в голове, что в моем доме, в подвале, оборудовано укрытие. Там до сих пор лежат свечи, одеяла, вода, корм для собак и кошки.

Знаю историю бабушки, которая бежала пять километров по снегу из села, в которое зашли ВСУ и издевались над женщинами, бабушками — насиловали, убивали. И она решила, что лучше замерзнуть в снегу, чем умереть от рук фашистов. Тогда ее чудом спасли ополченцы

Семья из Мариуполя выезжала из города под обстрелами, за 10 минут собрались, взяв только документы. Они выехали из города, и в их дом попал снаряд — дома больше нет.

Я знаю девушку, которую с ребенком вели практически на расстрел, так как она не поддерживает режим. Они чудом спаслись. Она даже не помнит, как вырвались: от ужаса просто потеряла на время память. Сейчас она здесь, с ней все хорошо. Но она до сих пор боится, так как у нее там остались родные, она переживает, что с ними могут расправиться.

Бабушка с дедушкой из Мариуполя остались без жилья и приехали сюда к детям своих погибших друзей. Понимать, что ты жил, работал, чтобы в старости тебя лишили всего, — это защита? Это геноцид!

О жизни беженцев

Русский солдат никогда не воюет с мирными жителями. Нацисты хорошо знают этот наш принцип, а потому разбрасывают постановочные видео о якобы гибели мирных граждан от ударов российской армии. Они специально используют школы и роддома для своих штабов, сами обстреливают жилые дома и расстреливают невинных людей. Сценарий у них отработан на Донбассе.

Расчет этой пропаганды в том, чтобы и наши военные, и граждане России усомнились в справедливости наших действий и перестали поддерживать спецоперацию. Проще говоря, сломить наш дух, поскольку справедливость для нас имеет ключевое значение, и они это хорошо понимают.

Наше доверие сейчас чрезвычайно важно для российской армии. Нашим военным приходится сражаться с бандитами, которые прикрываются мирными. Я на днях помогала женщинам из Северодонецка, и они рассказывали, как их обстреливали свои же. Они не могли поверить в это. Район, в котором они жили, практически стерт с лица земли.

Моя мама знает, чем отличается «Град» от гаубицы, какое расстояние до того места, где идут бои. Когда я ее забрала сюда, она долго пугалась пролетающих самолетов. Просто останавливалась, замирая.

Ни один человек, который хоть раз слышал выстрел, разрыв снаряда, видел убийства, никогда не сотрет это из своей памяти. Абсолютно все, кто приехал, боятся до сих пор. Все сломаны войной

Но мы принимаем все меры, чтобы они чувствовали себя как дома. Все, кто приезжает в Подмосковье, окружены теплом и заботой.

***

Екатерина Скорикова сейчас работает волонтером — собирает гуманитарную помощь. На этой неделе она встречалась с губернатором Московской области Андреем Воробьевым. С конца февраля волонтеры области собрали более 800 тонн гуманитарной помощи для отправки в народные республики — это и еда, и одежда, и необходимая техника.

В работе пунктов сбора помощи беженцам работает почти полторы тысячи волонтеров. Беженцам не только помогают материально, но и подыскивают работу на ярмарках вакансий. По словам Скориковой, многие работодатели готовы принять к себе беженцев — уже трудоустроены более 500 человек.

Волонтеры

Донбасс