«Бои чудовищные, а мы дети». История Ады Мазятовой, которая ушла на войну подростком

«Мы хотели на кораблике поплавать и ждали нашего одноклассника, а он задерживался. Прибегает, глаза удивленные. Говорит: „Объявление было в громкоговоритель на базаре, кажется, война началась. Все плачут“», — вспоминает ветеран Великой Отечественной войны Ада Мазятова из города Дзержинский, с которой пообщался корреспондент «360».

Всей гурьбой побежали в военкомат. Вспоминает, даже мыслей не возникало отсидеться.

«Но сдаваться мы не собирались, — продолжает рассказ Мазятова. — Мы все были очень подготовлены: умели стрелять, хорошо бегали. С первых дней войны помогали разгружать эшелоны с ранеными, работали в госпитале. Но мысль попасть на фронт не оставляли. С одноклассниками устроили дежурство в горкоме комсомола. В итоге нескольких человек взяли. Меня, очевидно, как самую крупную. Я выделялась из всего класса».

Отец и двое братьев к тому моменту уже ушли на фронт. Сказать матери правду она не осмелилась и решила соврать.

«Я пришла и сказала: „Мам, я буду служить здесь, недалеко. Домой ходить не буду“. А она и отвечает: „Как это домой ходить не будешь?“ „Ну, может быть, буду иногда“», — вспоминает Ада Михайловна.

И вечером в колонне таких же мальчишек и девчонок она двинулась пешком в сторону Москвы.

Первый бой был под Андреаполем, ныне Тверская, в прошлом Калининская область. Чудовищные кровопролитные бои. Под вражеским обстрелом многие тогда испугались:

«Кто-то убежал, кто-то кричал: „Мама!“ Это страшно было. Небо черное-черное».

А дальше был Ржев.

«Я помню, заходили в воду, чтобы воды выпить. Иной раз до середины дойдешь, зачерпнешь в каску, а вода с кровью. Бои там были долгие, изматывающие и страшные. Все было в крови. Она в землю впиталась. Она была в воздухе», — рассказывает Ада Михайловна.

Однажды часть, в которой служила Ада Мазятова, попала в окружение. Выходить приходилось через болото. По шею в тине. С автоматом.

«Мне пригодились навыки, которым отец обучил. Мы с ним часто ходили в лес. И он говорил, когда попадаешь в болото, нужно ухватиться за дерево или палку и болтать ногами. Горизонтально. И я нашла такую березку. Ухватилась. Когда меня попытались вытащить, мне даже не смогли разжать руки. Так сильно я вцепилась в березу и плакала, — вспоминает Ада Михайловна. — Там, подо Ржевом, многие потеряли память. Бои чудовищные, а мы дети».

Потом была направлена связисткой в пехотную роту 18-й дивизии 22-й армии, которая защищала Москву. Под непрекращающимся огнем. Под постоянные крики и стоны раненых приходилось устанавливать связь. Эмоционально непросто… Будто все вчера было. На глазах — слезы.

«Обрубил провод осколок или пуля. И я должна была подползти и соединить линию. Не важно, идет бой или нет. И сказать в трубку: „Я 11-й, я 11-й, как слышите?“ А на том конце: „Ох, ты умничка, спасибо тебе, дорогая“», — вспоминает ветеран ВОВ. А сама установка — на поясе деревянный ящик с трубкой — килограммов 20 весила. И за спиной катушка с кабелем — еще килограммов 30.

Дважды ранена: в грудь и ноги. Долгие месяцы восстанавливалась в госпитале. Тогда же и решила первый раз написать матери, признаться, что обманула и сбежала на фронт. Хотя женщина уже и сама обо всем догадалась. Предложили демобилизоваться. Отказалась. Перевели в войска МВД.

Вязьма. Смоленск. Потом охрана особо важных объектов в послеблокадном Ленинграде.

«Однажды стою. Холодно. Кутаюсь в шинель. Идут два человека. И один говорит: „Какая бледная девчушка. Учиться тебе надо. Кем стать хочешь?“ А я ответила: „Ткачихой“. Он рассмеялся и сказал: „Надо или в военное, или на химика“, — и протянул мне шоколадку. Если бы я знала, кто этот человек, я бы до сих пор хранила эту плитку шоколада», — говорит с улыбкой Ада Мазятова.

Как оказалось, это был советский ученый и конструктор ракетной техники Юрий Победоносцев. Через 20 лет они снова встретятся в научно-производственном объединении «Союз».

Новости о капитуляции фашистских войск и победе Советского Союза она застала в Ленинграде. Сбежали с будущим мужем через дыру в заборе прогуляться по Дворцовой. А когда вернулись — все закрыто. Пришлось через проходную. Оба получили по 15 суток гауптвахты.

«Эту радость невозможно передать: кто прыгал, кто смеялся, кто танцевал, кто-то лежал на земле и плакал», — вспоминает Ада Михайловна.

Как оказалось позже, живой с войны она пришла единственная из семьи: отец и двое братьев погибли. А через несколько лет разлуки впервые увидела мать, которая так и не забыла обмана дочери.