Благие намерения. Во что обходится благотворительность

Это вполне сопоставимо с бюджетными затратами на здравоохранение и даже вдвое превышает заложенную в бюджет цифру трат на спорт и культуру. По мнению экспертов, на которое опирается РБК, относительно ВВП это не так уж и много, потому что составляет не более 0,5% от общей суммы. Однако все же это вопрос масштабов и сухих математических расчетов, а не реальной помощи, выраженной в финансовой и материальной поддержке беднейшего населения.

На вопрос, насколько в этой цифре присутствуют интересы мошенников, выдающих себя или придуманные ими объекты помощи за нуждающихся, высокопоставленный офицер полиции (ответил с условием, если мы не станем называть его должность и имя) сказал:

«Это около 3% от общего числа заявлений, что соответствует обычному состоянию дел на этой криминальной ниве. Мошенники верхним чутьем угадывают, откуда можно легко зачерпнуть деньги, и тут же выстраивают убедительные схемы, которые к тому же помогают им скрыть свои намерения и себя самих. С ростом моды на благотворительность возросла цена на похищенные паспорта и нанятых статистов из числа самых беспринципных личностей, которые за грошовую плату готовы предоставить свои реальные данные и места регистрации. Это своего рода зиц-председатели. Но сие почти ничего не значит для общего потока филантропии в России. Он действительно возрос, а ловить мерзавцев, подленько пользующихся человеческим теплом, — наша профессиональная задача, а не общества».

Можно ли считать обязательные бюджетные затраты государства на социальные программы или на отчисления в Пенсионный фонд одним из явлений благотворительности или нет — вопрос весьма спорный. Так, на социальные программы в год уходит до 5 триллионов рублей, а на Пенсионный фонд — еще больше: свыше 8 триллионов. Но аргумент, что государство обязано это делать, независимо от того, откуда исходит импульс на благие цели, порой, не выдерживает критики, потому что изначально к принятию решения на государственном уровне о выделении той или иной суммы приходят лишь после расчета, какая часть таких расходов придется на добровольную частную благотворительность и в какой мере она сумеет восполнить требуемые траты. Бюджет планируется заранее, а благотворительность рассчитывается постфактум, то есть по прошествии отчетного периода. Однако предположить, каково будет участие частных филантропов в социальных программах и помощи нуждающимся, все же возможно. Но показатели благотворительности идут отдельной строкой и от учета обязательных бюджетных программ они отдалены принципиально. И это, наверное, правильно.

Исследователи опубликовали таблицу поступлений благотворительных взносов. Выглядит это следующим образом.

От частных филантропов, то есть из личных кошельков жертвователей, поступает обычно от 140 до 160 миллиардов рублей. Разница свидетельствует о состоянии экономики в отчетный период и о влиянии ее на социальные проблемы. Тут имеют решающее значение реальная инфляция, рост цен на товары и услуги в области здравоохранения и образования и прочее. Поэтому реакция несостоятельных филантропов в сторону увеличения или понижения своих пожертвований вполне может рассматриваться как косвенная оценка положения дел в стране. Они лучше других могут оценить необходимость благотворительной помощи из-за постоянного контакта с нуждающимися в быту.

Почти то же самое касается крупных энергетических компаний, у которых цифра добровольных и, вообще-то, все же обязательных с точки зрения норм корпоративной культуры финансовых и материальных пожертвований укладывается в разницу — 20 миллиардов рублей, то есть от 100 до 120 миллиардов. Чаще всего компании, как и частные жертвователи, предпочитают адресные взносы. В крупных корпорациях этим нередко занимаются жены руководителей или председателей членов директоров. Порой это даже становится основным видом общественной деятельности таких великосветских дам. И это тоже не вредит самой идее и даже, более того, делает ее эффективнее и устойчивей.

Наконец, последними исследованными источниками являются крупные и средние по оборотам компании вне нефтегазового комплекса, а именно те, которые заняты иным эффективным бизнесом. В России к их числу относятся несколько сотен организаций, но наибольшая доля все же приходится на 30 компаний. Они жертвуют от 60 до 100 миллиардов рублей каждый год. Оценка их деятельности приблизительно равна предыдущей категории, хотя и меньше по затратам. Но именно там сложилась культура благотворительности, поддерживаемая семейным звеном бизнесменов. Чаще всего выходцы из этих слоев заинтересованы в том, чтобы общество знало, от кого исходят пожертвования и даже на какой адрес они направляются, например, в конкретные дома престарелых, в детские социальные учреждения, в больницы, поликлиники или в учебный сектор — от начального до высшего.

Цифры, которые приведены выше, взяты не из официальных отчетов, а из опросов руководителей малого и среднего бизнеса, а также пресс-служб крупных компаний и корпораций. Ответить захотели более ста бизнесменов с состоянием свыше 1 миллиона долларов, а также более трехсот руководителей предприятий, относящихся к категории малого и среднего бизнеса. Условием опроса было участие в ответах только тех, кто принимает решения по проблемам пожертвований, а не второстепенных лиц. Поэтому сам опрос оказался строго персонифицированным.

Филантропия в России вполне сопоставима с благотворительностью в ведущих экономиках мира, хотя это лишь процентный расчет, ориентированный на состояние ВВП. Абсолютная цифра, разумеется, отличается. В основном это «средняя температура», которая имеет разные границы в своих минимальной и максимальной зонах. Так, в России средний класс, который исторически всегда был основным жертвователем еще в императорский период (тогда чаще всего это было мещанство и купечество), теперь составляет в сравнении с ведущими странами западной Европы и США лишь небольшую долю. Его рост прямо пропорционален уровню благотворительности. Хотя имена крупных жертвователей-миллиардеров известны как в богатейших государствах мира, так и в России. Правда, отчеты в зарубежных странах основываются на налоговых свидетельствах, а у нас чаще всего на частных заявлениях.

Несколькими годами раньше адресными получателями пожертвований, называемых, как правило, грантами, были многочисленные НКО, но с сокращением их числа и внесением в иные параллельные реестры (например, в список иноагентов), цифра заметно пошла на убыль. Все же филантропия не может существовать вне законодательного поля и живо реагирует на любые изменения и корректировки.

В России в стародавние времена всегда были состоятельные жертвователи, имена которых вошли в историю страны и высечены в ней буквально золотом. Очень часто это были выходцы из традиционно богатых родов староверов, среди которых присутствовало множество удачливых купцов. Но они лишь добавляли имена своих жертвователей к общему списку. Кто не помнит таких фамилий, как Третьяковы, Солдатенковы, Прохоровы, Морозовы, Елисеевы, Филипповы? Их деньги, а это были сотни миллионов рублей ежегодно, направлялись в общественные больницы, военные и гражданские инвалидные дома, различные детские социальные и учебные учреждения, на губернские и уездные гуманитарные проекты, в благотворительное жилье и так называемые дома призрения, а также в академии, школы и музеи живописи, в театры, балеты и архивы искусств.

Пожалуй, эти благие намерения единственные относятся к тем деяниям, которые ведут не в бездну, а через настоящее в будущее. В этом их изначальный благородный смысл и их гуманное значение, какими бы цифрами они ни анализировались и какую бы вторичную плоскость ни старались в них разглядеть.

Андрей Бинев, журналист, аналитик